Записки о ньюменах. Неприятности в анклаве Сагуаро
Шрифт:
– Миссис Пакстоун, нам очень жаль, но если мы не узнаем, почему…
– Уходи вон, мерзавка, – Дороти Пакстоун указала на дверь. – Это больше не твое дело. Вы не получите денег. И только попробуйте пискнуть, я вас живьем закопаю. Покиньте. Мой. Дом. Немедленно, – отчеканила она.
– Миссис Пакстоун, мы понимаем ваше состояние, – произнесла Лаура, – но есть что-то, что нам не совсем понятно, и это связано с причиной смерти Рони. Мы бы хотели…
– Мне плевать, что ты там хотела. Это вернет ей жизнь?
Лаура запнулась. Нет. Это не вернет жизнь
Пытаться переубедить человека, когда тот не готов слушать, трудно. Когда же он находится в нестабильном эмоциональном состоянии – невозможно. Это как пытаться убедить алкоголика, находящегося в нетрезвом состоянии, бросить пить.
Люди постоянно твердят: «О чем думаешь, то обязательно сбудется». Кто это придумал? И что имеется в виду? Если человек будет думать о машине времени, то на следующий день кто-то ее запатентует? Как это работает? Где рычаг, за который нужно потянуть, чтобы выиграть джекпот? Возможно, это очередная человеческая глупость? Небылица?
А если человек чего-то боится? Например, огромного черного… лося? Лось материализуется и боднет его в зад? Кем бы ни был автор данного утверждения, он явно не постарался дать никаких уточнений его поклонникам.
Отсюда возникает еще один вопрос: почему все умные люди говорят загадками? Ведь все они, по сути своей, недалекие создания. Они могут добиться успехов там, где прикладывают усилия, но в то же время остаются профанами в других областях знаний. У них так мало времени… Их век недолог. Никто из людей за всю свою жизнь не успеет прочесть все существующие книги и изучить в совершенстве все дисциплины. Получается, они не созданы для этого.
Тогда каков смысл их существования? Так много вопросов…
Люди будто винтики в огромной системе, чья задача заключается в постоянном нарушении дисциплины и высказывании сомнений.
Так кто же отвечает за исполнение желаний? Почему многие люди убеждены, что мысли действительно материальны? Не внушение ли это? Если да, то чье?
Лаура не знала. Она не могла перестать думать о Рони. Получалось так, что девушка спаслась, а потом убила себя? Что за бессмыслица!
Перед тем как Лаура нашла Рони, ее мозг выдавал по сто изображений самых ужасных находок девушки в секунду. Почему Лаура была так уверена в том, что Рони потеряна для них навсегда? Может, миссис Пакстоун была права? Может, она и правда повлияла на исход дела? Мысли… материальны?
«Это глупо! – отмахнулась Лаура. – Она покончила с собой еще до того, как я об этом подумала!»
Но что-то терзало ее. Эта смерть не была случайной. У Рони была причина умереть, и Лаура думала о существовании связи с недавним помешательством девушки на койотах и ее внезапным самоубийством.
В тот день они покинули дом миссис Пакстоун. Но расследование на этом не завершилось.
В кабинет Лауры вошла Ивон. Девушка выглядела совершенно вымотанной после бессонной ночи в ЦОМП.
– Как успехи? – спросила Лаура, кивком приглашая ее занять стул напротив.
– Ничего такого, что нам бы помогло, – Ивон запрокинула голову и прикрыла глаза. – С ней все в порядке. Точнее, – Ив на долю секунды запнулась, – было в порядке. Никаких внешних и внутренних повреждений.
– То есть… как это? – спросила Лаура. – Причина смерти?
– Официально – сердечный приступ.
– Но?..
– Но с сердцем проблем не выявлено.
Лаура недовольно заерзала на стуле.
– Тогда почему такое заключение?
– Миссис Пакстоун попросила быстрее все закончить. И подписала согласие с «единственно подходящим» заключением смерти.
– А так можно?
– В инструкции сказано: «Если невозможно выявить причину смерти несовершеннолетнего лица, другое, ответственное над ним лицо, имеет право отказаться от дальнейших услуг ЦОМП», – процитировала Ивон. – Ну а раз решение вступило в силу, сама понимаешь, итог должен быть подведен. Пусть даже он не соответствует действительности.
– Бред какой! – гневно воскликнула Лаура. – Дичайший бред!
– Согласна. Но в наши дни такие случаи, как с Рони, весьма редки, поэтому никто не возмущается.
– Я возмущаюсь!
– Один человек неспособен повлиять на такие вещи, – сказала Ив, серьезно посмотрев на Лауру. – Даже если этот человек – ты.
В кабинет, неотрывно глядя в записи голографа, вошла Салли О’Коннор.
– Скажи, что ты взломала ее голограф! – Лаура сложила руки в умоляющем жесте.
Салли О’Коннор закусила губу. Лаура с шумом откинулась на спинку стула.
– Похоже, от него избавились. Иначе я не знаю, почему моя программа не находит его. Он будто испарился. Будто его никогда не существовало.
– Твоя версия?
– Миссис Пакстоун могла его заблокировать или уничтожить внутренние данные, но для этого ей пришлось бы обратиться к нужным людям. А об этом, уж поверь, я бы узнала. Со своего голографа она ни с кем не связывалась. Точнее, связывалась, но в основном это люди, связанные с организацией Последнего Пути, – сообщила Салли О’Коннор.
– Я пропущу мимо ушей то, что ты подключилась к голографу миссис Пакстоун. – Лаура встала и прикрыла дверь, которая снова поддалась сквозняку. – Значит, раз голограф Рони исчез из Сети, да еще и незаметно от тебя, это говорит о том, что делом заинтересовались люди сверху.
– Похоже на то, – глаза Салли О’Коннор гневно вспыхнули. – Ненавижу их чистильщиков. Их шифр – это идеально подогнанные камни, как у древних пирамид. Хрен подлезешь!
– Ладно. Что дальше? – спросила Ивон, рассматривая мигавшие кадры голографа Салли О’Коннор. – Я – понятно, засяду за книги по эмоциологии…
– Нет, Ив. Не забыла? Сначала – забастовка. Кстати, Салли О’Коннор, что ты решила?
– Должен же кто-то присматривать за вами, – буркнула девушка. – Если вы погружаетесь в толпу глупцов, я буду той, что не даст вам увязнуть в болоте их тупости.