Записки отставного афериста I
Шрифт:
Вдруг в мой гнусный план издевательств и глумлений вписался Его Величество Случай. Какой-то улыбчивый идиот из Колиной пристяжи вдруг вписал шефу в пятак. Все повскакивали с мест, и началось… Какие эмоциональные, какие искренние парни, умилился я, ныряя под стол. Наверху всё пыхтело, хакало, трещало и сдавленно материлось. Под конец, когда народ уже подустал, я несколько оживил ситуацию, пошвыряв немного мебели в стеклопакеты. Туда же и сиганул сам, благо было невысоко, да и начал я себя ощущать лишним на этом празднике жизни. К тому же сердце вещало, что на подходе были менты, а мне не улыбалось отвечать, откель там столько всякого интересного и незарегистрированного. Я и вправду
С легкой душой провокатора я растворился в предрассветных сумерках.
Колю закрыли. Офис тоже. Об этом мне поведал Боря, который свалил, как-только я начал вещать. Как выяснилось, происшедшее для него не явилось неожиданностью, чего-то подобного он и ждал. Вот и дружи после этого с такими суками.
P.S. Решётки над проводами ставятся именно с вышеуказанной целью. Узнавал у железнодорожников. Поджаренные ссыкуны-гриль – бич РЖД.
Всем, кого тошнит от ГБДД
Среди огромного количества моих недостатков отдельной красной строкой идут друзья. Подобрать название для этой шоблы довольно затруднительно. Подонками не назовешь – большинство довольно неплохо обеспечены, и к городскому дну отношения не имеют, негодяи – тоже не годится, ибо народ в большинстве своем армию прошёл, сволочью – тоже не пойдёт, так как несудимые. Интересующихся отсылаю в янд поинтересоваться изначальными значениями названных прозвищ.
Я предпочитаю заимствованный термин «оскотиненные человекообразные». Поскольку у друзей, как известно, нет недостатков, а только особенности и наша способность с ними мириться, то мне они давно глаза не режут. Разве что удивила та решимость, с коей моя жена взялась за борьбу с этим явлением. Использовались все средства вплоть до дуста. То же, что люди они незаурядные и обаятельные, только повышало накал ненависти, так как делало их, по её словам, гораздо опаснее.
В конце концов она таки отвадила народ от дома, и добрая традиция припереться ко мне без звонка в гости среди ночи вдвадцатером с цыганами, ручным медведем, бубнами, проститутками и доброволками-давалками сошла на нет. А жаль.
Сейчас хочу рассказать об одном из этих деятелей.
Звать в миру Ка Па Дзонг, среди своих – Капа. Товарищ крайне трудной судьбы. Тут и Афган (ДШБ), и силовое попрошайничество в 90-е, и заштопанная во многих местах шкурка и тд, и тп… Но при этом как поёт! В ютубе можно его найти, но тамошние его записи мне не нравятся. Подозреваю, что лучшие произведения не попадают туда по причине цензуры. Более-менее он напоминает себя только в песне Аэродром "…и я выпущу шасси".
Общение с Капой истинное наслаждение для меня, но это проклятое но – товарищу вообще противопоказано пить. Совсем.
Стоит Капе залить зенки, как он тут же принимается искать себе на жопу приключений. И находит. Обострённое водярой чувство попранной справедливости безошибочно выводит его на стаи агрессивных гопников и без лишних слов кидает в битву.
Дерётся Капа честно – один на один (один Капа на одно село), причём село на следующую неделю становится нетрудоспособным. Как кто-то выразился, – для организации голода на Поволжье достаточно провезти героя по сельским дискотекам в страду. И всё. Урожай сгниёт на полях. Главное при этом – ни в коем случае не лезть разнимать. Чревато. Надо устроиться повыше и поудобнее и получать удовольствие до подхода мусоров. После чего, пользуясь суматохой, быстро эвакуировать берсерка из Валгаллы.
Как-то мы собирались
– Кап! Давай хоть пост проедем. Ты ж реветь будешь как медведь непросравшийся со спячки, к чему нам лишние беседы!
– Не могу, закусь у горла плавает!
– Кап! Ты ж десант! Ты краса и гордость! Соберись! На тебя вся страна смотрит! Не посрами!
На служивых этот бессмысленный набор слов действует безотказно, проверено 100 раз. Капа вцепился в ручку, вспотел и неимоверным волевым усилием победил себя.
На свою беду молоденький летёха заинтересовался нашим шарабаном и махнул полосатой палочкой. Мы притёрлись к обочине. У Лёши случился приступ ретроградной амнезии – он напрочь забыл, куда сунул документы. Пока Лёша по второму и третьему разу бормоча шарил в бардачке, карманах сидений, за козырьком и тд, летёха нетерпеливо подпрыгивал рядом, пытаясь хоть что-то разглядеть в машине сквозь тонировку. В конце концов юноша прыткий не выдержал, схватился за ручку левой передней ложно-водительской двери и резко дёрнул на себя. Напоминаю – по ту сторону вцепившись в дверь сидел борец с ихтиандром.
Дальше я с трудом фиксировал происходящее, так как меня накрыла истерика.
Как-то очень аккуратно вывалившийся под ноги менту Капа окатил его могучей струей от фуражки до сапог включительно. Мент остолбенел как жена Лота. Стоя на коленях пред мусором, Капа продолжал поливать его с неутихающей силой. Проблема в том, что он пытался что-то объяснить, открывал рот, но вместо звуков швырял в лицо менту более весомое.
Я выл на заднем сиденье. Сразил меня очкарик Лёша, задумчиво процитировавший раннего Гребенщикова: "Когда ж приходят мусора, я им в лицо струёю едкой плюю вонючие объедки".
Как выяснилось, цирк только начинался. Капа, наконец таки, иссяк и, понимая, что натворил что-то подсудное, обречённо протянул менту сомкнутые руки – "Банкуй, мент, блочь меня. Отгулял своё вольный бродяга!"
Находящийся в прострации мусоренок как-то трогательно по-детски пропищал – "А у меня наручников нету!"
Капа снизу – "Ну е… твою мать! Какую страну просрали! У мента наручников не допросишься! Раздолбай!"
У меня пошли судороги. Мы рыдали, обнявшись с Лёшей.
Но цирк только набирал силу, – мент очнулся и, рванув на себя дверь, полез в салон за ключами, приговаривая, – ты теперь эту машину, сволочь, хрен когда уви… и тут его рубануло – ибо ни ключей, ни руля в искомом месте не обнаружилось. Для мента это было последней каплей, – его заклинило.
Повернувшись к раскачивающемуся на коленях словно раввин на молитве Капе, невменяемый страдалец завизжал: "Где руль, сука?!"
Капа снизу (тоном урки – мол, за своё отвечу, а чужого мне на горб не вешай) – "Я руля не брал, начальник!"
Меня опять согнуло пополам. Но пора было вмешиваться. Мент вполне мог и стрельбу открыть в том градусе невменяемости, куда попал волею судеб.
Обращение "Офицер!" несколько отрезвило его, а когда ему протянули найденные документы, рефлексы сработали и опасный момент мы прошли без смертоубийства.