Записки отставного афериста II

Кларенс Александр

Главное, непонятно что делать. При таком раскладе калечить зверей надо всерьёз, а мусора появятся с минуты на минуту. Как бы не попасть под раздачу "союзников".

А то знаю я их. Служебный долг проснётся ни с того ни с сего, и сиди, родимый. «– Мы всё понимаем, но…»

А мне их короткое слово "но" длиной в 5 лет в хер не упёрлось. С братвой тусить, конечно, не сахар, но там хоть всё ясно, и ни у кого правосознание не взыграет не к месту. Ладно, сейчас главное выжить. А там будем посмотреть. Пока посижу в машине, в коллективное побоище надо ввязываться чуть погодя. Практика богатая, чо уш.

…Даг только начал переходить от описательной части соития его племени с нашим к предварительным ласкам, как из-за поворота, кряхтя и поскрипывая, вывалился уставший от жизни Икарус с табличкой "Тамбов" на лобовом стекле.

Ржаво заскрипела калитка и из-за тюков с шмотьем на землю посыпались черепашки-ниндзя. Наконец-то.

Через 3 минуты картина радовала глаз. Недавно чистили дорогу, и трактор оставил метровый отвал снега на обочине. В этом снежном отвале остывало 40 горячих дагестанских голов. Бойцы очень споро и не без художественного вкуса расставили эту икебану из мудаков. В позе испуганного страуса: – башка в снегу, жопа наружу, сблоченные наручниками крылья топорщатся над фигурой. Любо-дорого глядеть.

– Солдатик!

– А?

– А воткни вон того вон этому между ног.

– Как?

– Встык. Пусть из-под жопы у переднего торчит.

– А зачем?

– Дык красивше будет!

– Ну раз ты просишь… Так пойдёт?

– Не, не так. Обоих раком, но башка заднего у переднего под жопой.

– Так?

– Атлична! А ещёодного?

Подошел Паша. Полюбовался. Уплотнил композицию пинком в последноюю жопу. С удовольствием послушал тоскливый подснежный вой. Повторил. Потом мы фотографировались на фоне. Кто в детстве играл в "слоника", – может себе представить эти кадры.

Группа построилась. Старший, печатая шаг, подошёл к Паше, отдал честь и рапортовал, мол хуё-моё, прибыли по вашему приказанию, очень вам рады и ждём дальнейших указаний.

Паша молча постучал ногтём по циферблату часов.

– Дык ПАЗик сломался, тащщ генерал-майор! Пришлось рейсовый автобус тормозить.

– Гы. А куда пассажиров дели?

– Мешочников? В кювет повыбрасывали. Торопились очень.

– Объявляю благодарность!

– Служу России!

– Но автобус всё же верните.

– Есть! А с этими что делать? Наркотики? (рука вынимает из кармана пакет) Или оружие? (другой карман)

– Не надо. Отвезите их в управление, затрюмите в обезьянник. (В РУБОП на Шаболовке клетки стояли у забора. На свежем воздухе) Пусть числа до третьего поостынут. А то горячие больно.

– Э-э…

– Что?

– Так на Новый Год "чеченцы" дежурят, вы ж их сами за залет поставили… Они ж тово… После Чечни на зверей спокойно смотреть не могут.

– Ну вот. Будет им развлечение. На ком стресс от командировки снять.

Я вот думаю, – что группа поддержки сказала 3-го января тому дагу, что их позвал…

Хоть "караул" кричи

Опять из бесед с Гордеем…

– Макс, а ты в караул ходил в армии?

– Один раз. Больше не посылали.

– Отличился?

– А как же! Нарушителя задержал.

– В отпуск пошёл?

– Спасибо, что не на дизель.

– А что так? Положено ж.

– На моё "положено" там хуй наложено. Замполита я батальонного заловил. Он ночей не спал, всё волновался, – бдим мы в караулах или дрыхнем бессовестно. Вот и зашуршал гадюкой в камышах. А тут я…

– И что?

– А по Уставу – «Стой кто идет! Стой, стрелять буду!»

– А он?

– А он там что-то грозное рек из кустов про руководящую роль партии.

– И?

– А в караульном Уставе про партию не слова. Как и про голоса из кустов. Вот если б он куст поджёг… тогда я бы, пожалуй, задумался, а так дал предупредительный впритирку над фуражкой и мордой в стылую грязь положил. Потом всё дозвониться до караулки не мог. У нас стрельбище было через забор, там палили непрерывно. Так что на выстрел никто не бегал.

– Со связью проблемы?

– Со скукой. Мне ещё два почти 2 часа стоять предстояло. Чего ради я себя такого развлечения должен лишать? Замполит ничком в грязи – да я на эту картину вечно любоваться был готов! Часа полтора я его там вымачивал, за это время майор всю лужу впитал шинелкой. И задубел оной. А то повадился, понимаешь, недремлющим оком моргать. Большой брат. Вот я и дал ему поразмыслить, что в тёплой коечке куда как поуютней лежится, чем в холодной луже под прицелом у психопата с ружжом.

– И чем дело кончилось?

– Да ничем. Прибежали наши, отодрали заледеневшего комиссара от грунта и в санчасть понесли. У него руки-ноги не гнулись, сам ходить не мог. А лицо, лицо-то какое было! Сколько там страсти! У нас потом экскурсии ходили посмертную маску замполита глядеть. Он в грязи так натуралистично отпечатался… Ну как живой прям… Одна беда, воспаление легких схватил. Нет, не тот нынче замполит пошёл! Нежный какой-то, комнатный. Оранжерейный. Как орхидея. Годится только для украшения отапливаемых помещений. Часок на свежем воздухе полежал – и в больничку на месяц. А вдруг война?! Вдруг Родина в окопы позовёт? Это что получается, – через час войска без партийного пригляда окажутся? А кто будет наглядную агитацию творить? Боевые листки писать? А?

– Ты чего разошёлся-то?

– Да это я так отвечал, когда на меня после орали. Мол, мало ли что. А вдруг коварный враг старенькую маму замполита захватил в заложники и ко мне сердягу отправил? Откуда я знаю? И, пользуясь его сыновней любовью и моей недисциплинированностью, разграбит вражина склад продовольствия? А? Пожрёт, гад, картоху-моркву, комбижиром закусит и пиздец нашей боеготовности!

– И что тебе было?

– Да ничего. Поорали да отстали. Я Устав наизусть знал, не доёбешься. Но в караулы больше не ставили.