Записки отставного афериста II
Шрифт:
Главное, непонятно что делать. При таком раскладе калечить зверей надо всерьёз, а мусора появятся с минуты на минуту. Как бы не попасть под раздачу "союзников".
А то знаю я их. Служебный долг проснётся ни с того ни с сего, и сиди, родимый. «– Мы всё понимаем, но…»
А мне их короткое слово "но" длиной в 5 лет в хер не упёрлось. С братвой тусить, конечно, не сахар, но там хоть всё ясно, и ни у кого правосознание не взыграет не к месту. Ладно, сейчас главное выжить. А там будем посмотреть. Пока посижу в машине, в коллективное побоище надо ввязываться
…Даг только начал переходить от описательной части соития его племени с нашим к предварительным ласкам, как из-за поворота, кряхтя и поскрипывая, вывалился уставший от жизни Икарус с табличкой "Тамбов" на лобовом стекле.
Ржаво заскрипела калитка и из-за тюков с шмотьем на землю посыпались черепашки-ниндзя. Наконец-то.
Через 3 минуты картина радовала глаз. Недавно чистили дорогу, и трактор оставил метровый отвал снега на обочине. В этом снежном отвале остывало 40 горячих дагестанских голов. Бойцы очень споро и не без художественного вкуса расставили эту икебану из мудаков. В позе испуганного страуса: – башка в снегу, жопа наружу, сблоченные наручниками крылья топорщатся над фигурой. Любо-дорого глядеть.
– Солдатик!
– А?
– А воткни вон того вон этому между ног.
– Как?
– Встык. Пусть из-под жопы у переднего торчит.
– А зачем?
– Дык красивше будет!
– Ну раз ты просишь… Так пойдёт?
– Не, не так. Обоих раком, но башка заднего у переднего под жопой.
– Так?
– Атлична! А ещёодного?
Подошел Паша. Полюбовался. Уплотнил композицию пинком в последноюю жопу. С удовольствием послушал тоскливый подснежный вой. Повторил. Потом мы фотографировались на фоне. Кто в детстве играл в "слоника", – может себе представить эти кадры.
Группа построилась. Старший, печатая шаг, подошёл к Паше, отдал честь и рапортовал, мол хуё-моё, прибыли по вашему приказанию, очень вам рады и ждём дальнейших указаний.
Паша молча постучал ногтём по циферблату часов.
– Дык ПАЗик сломался, тащщ генерал-майор! Пришлось рейсовый автобус тормозить.
– Гы. А куда пассажиров дели?
– Мешочников? В кювет повыбрасывали. Торопились очень.
– Объявляю благодарность!
– Служу России!
– Но автобус всё же верните.
– Есть! А с этими что делать? Наркотики? (рука вынимает из кармана пакет) Или оружие? (другой карман)
– Не надо. Отвезите их в управление, затрюмите в обезьянник. (В РУБОП на Шаболовке клетки стояли у забора. На свежем воздухе) Пусть числа до третьего поостынут. А то горячие больно.
– Э-э…
– Что?
– Так на Новый Год "чеченцы" дежурят, вы ж их сами за залет поставили… Они ж тово… После Чечни на зверей спокойно смотреть не могут.
– Ну вот. Будет им развлечение. На ком стресс от командировки снять.
Я вот думаю, – что группа поддержки сказала 3-го января тому дагу, что их позвал…
Хоть "караул"
Опять из бесед с Гордеем…
– Макс, а ты в караул ходил в армии?
– Один раз. Больше не посылали.
– Отличился?
– А как же! Нарушителя задержал.
– В отпуск пошёл?
– Спасибо, что не на дизель.
– А что так? Положено ж.
– На моё "положено" там хуй наложено. Замполита я батальонного заловил. Он ночей не спал, всё волновался, – бдим мы в караулах или дрыхнем бессовестно. Вот и зашуршал гадюкой в камышах. А тут я…
– И что?
– А по Уставу – «Стой кто идет! Стой, стрелять буду!»
– А он?
– А он там что-то грозное рек из кустов про руководящую роль партии.
– И?
– А в караульном Уставе про партию не слова. Как и про голоса из кустов. Вот если б он куст поджёг… тогда я бы, пожалуй, задумался, а так дал предупредительный впритирку над фуражкой и мордой в стылую грязь положил. Потом всё дозвониться до караулки не мог. У нас стрельбище было через забор, там палили непрерывно. Так что на выстрел никто не бегал.
– Со связью проблемы?
– Со скукой. Мне ещё два почти 2 часа стоять предстояло. Чего ради я себя такого развлечения должен лишать? Замполит ничком в грязи – да я на эту картину вечно любоваться был готов! Часа полтора я его там вымачивал, за это время майор всю лужу впитал шинелкой. И задубел оной. А то повадился, понимаешь, недремлющим оком моргать. Большой брат. Вот я и дал ему поразмыслить, что в тёплой коечке куда как поуютней лежится, чем в холодной луже под прицелом у психопата с ружжом.
– И чем дело кончилось?
– Да ничем. Прибежали наши, отодрали заледеневшего комиссара от грунта и в санчасть понесли. У него руки-ноги не гнулись, сам ходить не мог. А лицо, лицо-то какое было! Сколько там страсти! У нас потом экскурсии ходили посмертную маску замполита глядеть. Он в грязи так натуралистично отпечатался… Ну как живой прям… Одна беда, воспаление легких схватил. Нет, не тот нынче замполит пошёл! Нежный какой-то, комнатный. Оранжерейный. Как орхидея. Годится только для украшения отапливаемых помещений. Часок на свежем воздухе полежал – и в больничку на месяц. А вдруг война?! Вдруг Родина в окопы позовёт? Это что получается, – через час войска без партийного пригляда окажутся? А кто будет наглядную агитацию творить? Боевые листки писать? А?
– Ты чего разошёлся-то?
– Да это я так отвечал, когда на меня после орали. Мол, мало ли что. А вдруг коварный враг старенькую маму замполита захватил в заложники и ко мне сердягу отправил? Откуда я знаю? И, пользуясь его сыновней любовью и моей недисциплинированностью, разграбит вражина склад продовольствия? А? Пожрёт, гад, картоху-моркву, комбижиром закусит и пиздец нашей боеготовности!
– И что тебе было?
– Да ничего. Поорали да отстали. Я Устав наизусть знал, не доёбешься. Но в караулы больше не ставили.