Записки переводчицы, или Петербургская фантазия
Шрифт:
— Ага, первые признаки влюбленности налицо. Какая вы молодец, Анна Александровна!
— Не лезьте не в свое дело, Алиса! — Я чуть не задохнулась от отчаяния и злости. — Что вы все пристали с этой влюбленностью? Как можно влюбиться в бомжа, который живет на кладбище? Это потенциальный преступник!
— На кладбище? Настоящий преступник? — Синие глаза стали величиной с блюдце. — Это круто! Да ладно вам. Не похоже. А впрочем... Кстати, мы пришли.
— Но это же мороженица...
— И что? Я в детстве всегда мечтала завтракать мороженым, а обедать пирожными. Не относитесь ко всему серьезно!
— Простите, нервы, — пристыженно прошептала я.
Уютный зальчик с розовыми столиками и стульями, с красными бархатными диванчиками был чертовски милым. Витрина, где в два ряда теснились лотки немыслимых расцветок и названий, поражала воображение.
— Почему у вас такое напряженное лицо, Анна Александровна? Вам здесь не нравится? Хотите на диванчик? Тогда я на стул, чтобы этот телик с мультами не видеть. Нам нужно поговорить.
— Нет... Нет, мне здесь нравится, очень уютно, но... я не знаю, что выбрать.
— Тогда я вас угощу. Я сегодня именинница!
— Как? Но вы же Скорпион! Я помню, как вас поздравляли в холодный ноябрьский день и Демиург торжественно вручил 25 алых роз и обещал еще миллион. А сейчас март, не так ли?
— Да! Я тоже помню это ведро — как в цветочном магазине, — рассмеялась Алиса. — Интересно, как выглядит миллион роз? Миллион убитых роз. Площадь, заваленная умирающими алыми цветами.
— Что за картину вы нарисовали? Это какие-то именины сюрреалиста!
— Да это нечаянно получилось! Какая из меня сюрреалистка? Я оптимистка. Просто я терпеть не могу мертвые цветы... А сознайтесь, уже думаете, как обыграть эту картинку в какой-нибудь переводной книжке, так? Нет-нет, Анна, только не обижайтесь! Можно я буду так называть вас вне работы? Вы же профи до мозга костей. А я, видимо, навсегда останусь любителем.
И она, как фея, упорхнула к витрине — и даже показалось, что за ней остается золотистая искрящаяся дорожка. В памяти зазвенел детский голосок: «В папино издательство приходят только красивые дамы, похожие на фей...» Интересно, сколько сейчас лет Сашеньке? Столько же, сколько Алисе? Деточка, где ты сейчас? Ну да, правильно, Леонид хвастался, что дочь блестяще окончила универ и работает где-то во Франции: то ли в Сорбонне преподает, то ли в российском консульстве переводит. Точно не помню, но взлетела высоко. Значит, вырастил, выучил, можно и о себе подумать... Какие же все мужики сволочи, однако! И эта златокудрая бестия, пожирательница чужих сердец — ни стыда ни совести...
Шлеп! Перед моим носом выросла гора разноцветных шариков, густо политых оранжевой карамелью.
— Все, празднуем! — Алиса взмахнула прозрачной ложечкой, как дирижер. — Я решилась! Празднуем мою помолвку. Он вам понравился, правда? Я видела, что вы на него в театре все время смотрели.
Я вспомнила Демиурга в ложе с биноклем и пожала плечами:
— Да, взглянула пару раз, не все время.
— Через два дня мы уезжаем в Челябинск знакомиться с родителями, и назад я не вернусь. Вы сможете объяснить ситуацию директору?
— В смысле?
— Я выхожу замуж за Романа и переезжаю в Челябинск. Что вас удивляет?
— Но...
— Я меняю эрзац на настоящую жизнь, ясно? Думаете, легко с вашим старпером управляться?
— Алиса! Не смейте ниспровергать кумиров...
— Да пусть остается на пьедестале, я разве имею что-то против? — беззаботно сказала Алиса, слизывая шоколад с ложечки тонким и острым змеиным язычком. — Он по-своему неплохой мужик, а когда-то, в девяностые, наверное, вообще был крут. Только ведь это давно было, так? А я не люблю музейные редкости. — Она прищурила свои сапфировые сканеры, взмахнула ресницами и спокойно, без раздражения и злобы, объяснила: — Разве вы не видите? Он уже давно выдает себя не за то, чем является. Является он пожилым дядечкой с больным сердцем, который обожает дочь, жену и радости семейного очага. А хочет казаться роковым и ужасным Демиургом, собственничает. Слышали, какой он концерт сегодня устроил? Это все из-за Ромы. А по какому праву? Даже вы были с мужчиной! Между прочим, я не устраиваю ему концерты из-за жены.
— Вы же сами...
— Да, я воспользовалась предложением. И что? Думаете, я соглашусь стать игрушкой на всю жизнь?
— Но в этом Челябинске...
— Нет Эрмитажа? Я повторяю: музейные ценности не люблю. Можно я кое-что расскажу? Знаете, это я сказала Демиургу, что мечтаю сходить на пекинскую оперу, и он постарался. А на самом деле это Ромчик любит экзотику, и мне очень хотелось поздравить его с днем рождения. Но... я не могла позволить себе такие дорогие билеты. А поздравить хотелось.
— Какое коварство!
— Вот именно, и мне стыдно. Передайте, пожалуйста, Леониду Петровичу, что я прошу за все прощения и желаю счастья.
— Алиса, наберитесь смелости и скажите сами. Так будет честнее.
— А зачем эти отрицательные эмоции? Кому они нужны? Я без них проживу. И во-вторых, я не собираюсь возвращаться на работу.
Она достала пудреницу и посмотрелась в зеркальце.
— Нет, я не похожа на мазохистку. Ничего общего... А вы его уважаете, найдете нужные слова. Память молодости, так сказать... А можно я спрошу? Он был вашим любовником?
Я немножко ошалела от этого нагловатого напора. И все-таки решила сказать правду (тем более что в свое время это меня мучило).
— Увы, нет, Алиса! Леонид Петрович никогда не видел во мне женщину. Даже когда мне было тридцать два, я для него была чем-то вроде живого гугла, переводчика и всепонимающего уха, которому можно излить любые тайны.
— Это вы для самой себя были гуглом-переводчиком. Вы такую роль сами выбрали, а никто разубеждать не станет. Раз выбрали, значит, она вас устраивает.
Алиса вдруг перегнулась через стол, ее прекрасное лицо с гладкой свежей кожей, без всякого тональника, оказалось в нескольких сантиметрах, и я в который раз подумала, какая она красивая и что Демиурга осуждать нельзя: никто бы не устоял.
— Ничего не кончено! Вы восхитили и удивили меня в театре. Такой дядечка! Мощный, высокий. А энергетика? Бешеная! — Она мечтательно закрыла глаза. — Не то что у нашего рыжего ящера — вот, точно, ископаемый реликт. Эх, был бы ваш дяденька моложе — я бы его забрала!