Записки рецидивиста

Пономарев Виктор

До меня окончательно дошел смысл надписи на калитке: «Заходи — не смейся, выходи — не плачь».

— А баба Сима вся расписная, — продолжала Галка. — Все тело в татуировках, а на ногах так целые поэмы.

Музыкантам я заказал танго «Брызги шампанского», и мы с Галкой пошли танцевать.

— А ты помнишь, Витя, наш детдом, как мы с тобой убегали в лес? Какое время чудесное было. Вот бы снова в него вернуться.

— Помню, Галка, я все. Только ты не называй меня Витя. Так надо. В бегах я сейчас, и по ксиве Дима меня звать, а в преступном

мире моя кликуха Дим Димыч. Был в Крыму, но там «боланы» сели на хвост, успел свалить. И вот я здесь, сама судьба свела нас. Судьба играет человеком, а человек играет на трубе.

После танца мы еще выпили, хозяйка дала нам отдельную комнату.

— У меня телохранитель еще, он тоже будет здесь ночевать, — сказал я.

— Хорошо, хорошо. Он с Ниной будет в другой комнате рядом.

В комнате пирушка продолжалась, потом расползлись по своим норам. Я разделся и лег в кровать, Галка рядом. Стали обниматься, целоваться, а Галка и говорит:

— Дорогой мой, как женщина я холодная. Мужчины этого не знают и лезут ко мне в кровать из-за моей «вывески» (лица), она пока еще мой козырь. Он и приносит мне добычу, я у этих любителей соваться в чужую «империю» (женские половые органы) выуживаю деньги. Если ты, Витя, — прости меня, язык не поворачивается называть тебя Дима, с детства ты был для меня Витя, — если ты хочешь, я позову сейчас самую красивую «девочку девяносто шестой пробы», которая доставит тебе истинное наслаждение. Я не обижусь, а, наоборот, буду только рада. И она, и я будем рядом с тобой, ведь мы подруги.

— Зови, — ответил я.

Галка привела девушку. Я глянул, и мне показалось, что она совсем еще ребенок, точеная маленькая фигурка, большие черные глаза.

— Как звать? — спросил я.

— Гюльнара.

— Галя, распорядись, чтобы выпить и закусить сюда подали. А ты иди сюда, моя дорогая, — посадил я Гюльнару на кровать рядом с собой.

Вдвоем с бабой Симой Галка быстро накрыла стол, сели, выпили. Баба Сима тоже выпила с нами и ушла. Когда уходила, Галка ее предупредила:

— Если придут менты, «цинканешь» (дашь своевременно сигнал), я займусь ими.

— Хорошо, Галя, — ответила старая бандерша.

Гюльнара разделась догола, залезла на меня верхом, стала обнимать, целовать, повторяя:

— Какой ты красивый, большой и сильный. Покачай меня, я так люблю.

Я стал ее качать, а она издавала тихий стон, закатив глаза, говорила:

— Как хорошо мне с тобой.

Девочка оказалась до бескрайности страстной и темпераментной. Галка даже просила ее:

— Гюля, успокойся, моя хорошая, дай ему немного отдохнуть, — а сама платком вытирала мне пот с лица и тоже целовала.

Как уснул, не помню. Ночью проснулся, темно, тихо, около меня спят Галка и Гюльнара. Я тихонько поднялся, вышел на улицу по малой нужде, вернулся в комнату, стал проверять карманы в костюме, все ли деньги на месте. Как говорится, «доверять — доверяй, но проверять — проверяй» и не забывай, где ты

находишься. Деньги были на месте. Я снова лег между двух девок, повернул Гюльнару на бок, обнял ее сзади и в таком положении мы еще раз трахнулись. Время от времени она оборачивалась, целовала меня. Потом она встала с кровати и сказала:

— Я есть хочу.

— Да, и мне не повредит.

Галку будить не стали, сели за стол вдвоем, стали пить и есть. И опять закосели. Гюльнара залезла мне на колени и грешить стали прямо на стуле. Потом опять упали спать.

Утром нас разбудила баба Сима. Принесла выпивку, жареную картошечку с мясом. Мы поднялись, оделись, сели, выпили, закусили и я стал собираться уходить. Друг мой Витек тоже был на ногах. Прощаясь, я сказал:

— Баба Сима, вечером, может, мы опять придем.

— Я буду ждать тебя, — сказала Гюльнара.

— Где бы ты ни был, запомни: здесь тебя всегда ждут, — сказала Галка.

4

На базаре с Витей мы попили пива. Купили огурцов, помидоров, взяли две бутылки водки.

— Пора, Витек, к бабке Моте. Насчет квартиры надо добазариваться. Кстати, как Нинка — бабочка ночная?

— Хороша была, ничего не скажешь, особенно под водочку и огурчики малосольные.

— А карманы как?

— Все нормально.

— Оттуда обычно все уходят обчищенные до основания.

— А нас почему не тронули? — удивился Витя.

— И никогда не тронут. Теперь мы здесь свои люди. Так сказала сама «мама» блатхаты баба Сима.

Когда пришли на хату к Витьку, бабушка Мотя сказала:

— Я уж сильно переволновалась. Думаю, где вы целую ночь, район у нас вон какой преступный. Разговаривала я с Танькой насчет комнаты, она не против. Пойдем, посмотришь комнату.

Посмотрели комнатенку, мне понравилась. Даже на душе радостнее стало. Мне и раньше доводилось иметь отдельные комнаты, но это были или «трюмы» или «собачьи будки» на «царских дачах» (в тюрьмах).

— Правда, у меня четверо детей, да те взрослые, отдельно живут, вот Колька самый маленький и надоедливый, — сказала Татьяна.

— Ничего, мы с ним подружимся. Предлагаю обмыть новоселье, — предложил я.

Обмывали у бабы Моти вчетвером: я, Витя, Татьяна и бабка.

— А хозяин приедет, мы еще и с ним обмоем, — сказал я.

— Может, не надо, он и так с работы тепленький приезжает, — возразила Татьяна.

— А как его зовут?

— Николай, он и сына так назвал.

В этот вечер мы с Виктором никуда не пошли. Вечером приехал дядя Коля изрядно торченый, еле разулся, Татьяна помогала ему стаскивать сапоги. Был он высокого роста, крепкий. Татьяна приготовила ему ужин, накрыла стол, позвала.

— Сейчас не хочу, попозже, — с деловым видом сказал дядя Коля, лежа на кровати и читая газету. — Вот черт! Опять катастрофа — поезд перевернулся.

— Какая катастрофа, — не поняла Татьяна, — какой поезд? Да ты, Коля, газету вверх ногами держишь.