Записки русского интеллигента
Шрифт:
Накануне защиты звонит мне Лебедев:
– Имейте в виду, что на защите Соколов будет возражать против краткости изложения, поэтому в речи расскажите, как шла работа, какие встречались затруднения и прочее.
Наконец – защита. Это было 11 или 12 марта. Я облёкся в новый фрак и заблаговременно отправился в Физический институт. Папа, мама и Катёнушка подъехали позже, к самой защите, назначенной на час дня. Мы с товарищами по лаборатории заварили чай. Я немного волновался. Верно, с усов я капнул капельку чая на лацкан фрака. Тут вошёл Пётр Николаевич и, увидавши эту капельку, говорит:
– Что это вы заранее слезы проливаете?
Мне почему-то было неприятно, что он так пошутил, хотя, конечно, шутка была совершенно невинная. Но бывает, что ничего не значащая фраза запоминается на всю жизнь, оставляя приятный или неприятный след.
Когда я вышел в большую физическую аудиторию, все члены факультета сидели в ряд на стульях, поставленных перед рядами скамей аудитории. В те времена профессора на лекциях и на заседаниях были одеты в форменные фраки (вицмундиры). Аудитория была полна народа. Пришло много студентов, все ученики Лебедева, увидал я и моих домашних.
Я уже много раз докладывал свои работы,
296
Далее в рукописи в виде приложения вклеен, составленный В. Д. Зёрновым, «Первоначальный конспект речи, произнесённой на защите диссертации. Написано в 1909 г.»:
«Работа, представленная мною на суд факультета, представляет конечный результат пятилетних экспериментальных исследований, предпринятых мною по предложению профессора П. Н. Лебедева в его лаборатории.
Цель исследования – это выработка простого и точного метода для определения силы звука в абсолютной мере.
До настоящего времени было предложено 4 метода для определения силы звука в абсолютной мере, а именно:
1) Рефрактометрический метод Тёплера и Больцмана, основанный на измерении изменения плотности газа в узле стоячей волны;
2) Метод манометра Вина, основанный на измерении амплитуды давления в узле стоячей волны;
3) Метод звукового давления, определяющий силу звука по постоянному малому избытку давления в узле стоячего колебания;
4) Метод диска Рэлея, основанный на измерении вращающего момента, действующего на пластинку, помещённую под некоторым углом к направлению движения колеблющихся частиц газа. Последний из этих методов до настоящего времени не применялся никем для абсолютного измерения силы звука, хотя теория его дана была В. Кёнигом еще в 1891 году.
Измерения, произведённые авторами, предлагавшими тот или другой метод, не были проверены ими другими методами, а потому нельзя было с уверенностью утверждать, насколько близки к истине результаты этих измерений.
Этот пробел я и постарался заполнить.
Из названных методов я подверг исследованию три:
1) Манометр Вина; 2) Звуковое давление; 3) Диск Рэлея.
Чтобы сравнить результаты этих методов и экспериментально проверить теорию Кёнига, я пользовался приборами, любезно предоставленными в моё распоряжение профессором А. П. Соколовым и директором ушной клиники С. Ф. фон Штейн, которым я позволяю себе здесь выразить мою глубокую благодарность. Оригинальные приборы и части сделаны частию мной собственноручно, частию при помощи университетских мастеров.
В результате предпринятых экспериментов оказалось, что избранные методы дают результаты практически вполне отвечающие истине.
Из всех методов наиболее чувствительным и точным оказался метод диска Рэлея, он же экспериментально и наиболее прост и универсален, так что представилась возможность построить „универсальный, портативный фонометр“, которым я и произвёл ряд измерений.
Если эти несколько разрозненные измерения сами по себе и не могут ещё иметь значения, то они во всяком случае убеждают меня в полной пригодности метода диска Рэлея к разрешению различных практических вопросов, связанных с измерением силы звука.
Результаты моих исследований изложены в четырёх главах настоящей диссертации.
В I главе кратко описаны ранее предложенные методы и даны выражения плотности звуковой энергии через параметры доступные измерению.
Во II главе описаны опыты, касающиеся сравнения методов.
В III – специальное исследование диска Рэлея и опытные проверки теории В. К[ёнига], а также описание абсолютного фонометра.
В IV – описан портативный фонометр и дан ряд измерений, произведённых им.
Вот в кратких чертах результаты моих работ и план изложения.
Физико-математический факультет, рассмотрев мой труд, призвал меня сегодня, чтобы публично защищать представленную диссертацию. Я с благодарностью выслушаю замечания моих почтенных оппонентов и постараюсь дать нужные объяснения, но прежде этого в заключение моей речи я хотел бы выразить благодарность моему дорогому учителю профессору П. Н. Лебедеву и профессору А. П. Соколову, взявшему на себя труд представить рецензию о моей работе».
И в завершение – приписка, сделанная в период работы над данным разделом воспоминаний: «На [защите] диссертации, при произнесении „речи“, изложение было более подробное и добавлено было об измерении звукового давления манометром Тёплера, чего в печатном тексте нет; описание опытов с[о] струёй паров эфира, чего также в диссертации нет. Демонстрированы были диапозитивы фотографий струи на экране» (Коллекция В. А. Соломонова).
Декан предложил и другим высказаться или сделать замечания. Из членов факультета никто слова не взял. Только работавший в лаборатории Лебедева Е. А. Гопиус сделал уточняющее замечание, на которое я дал возражение. Этим защита была закончена. После описанных разговоров декан факультета обошёл всех членов факультета, и каждый должен был открыто сказать, считает ли он диссертанта достойным искомой степени или нет. Все ответили положительно.
Аудитория долго аплодировала, а я стоял у двери, через которую выходили члены факультета, и каждый поздравлял меня и целовался со мной – таков был старинный обычай: члены факультета, доктора как бы принимали в свою среду нового члена, молодого учёного. Мама и Катёнушка были красны от волнения. Мама подошла к П. Н. Лебедеву и благодарила его, а он говорил, что сам должен благодарить её за
Родители и Катёна отправились домой, а я пригласил своих друзей и товарищей по лаборатории в ресторан «Прагу» обедать – это тоже старинный обычай, и «Прага» на Арбатской площади являлся, так сказать, академическим рестораном.
В старые времена, если факультет допускал к защите, то случаев провала почти не бывало. Не то что теперь: допустят к защите, официальные оппоненты дадут положительную оценку, а Совет при тайной подаче голосов возьмёт да и провалит диссертанта. Прежде защита диссертации была большим торжеством, а теперь, по-видимому, иногда сводят друг с другом какие-то счёты. Да и самих «защит» сейчас развелось гораздо больше. В моё время защита на степень магистра или доктора проходила непременно в университетах, а сегодня все высшие технические школы имеют право давать степень.
В «Прагу» собралось человек сорок. Обед был хороший. Подали вино и, конечно, русское шампанское «Абрау». Всё удовольствие вместе с чаевыми стоило 110 рублей.
На защите, а затем и в «Праге» не было моего милого друга Александра Васильевича Цингера, но в ресторане мне подали телеграмму от него: он поздравлял меня с успешной защитой. По ошибке телеграфистки вместо слова «магистр» стояло «министр», и текст телеграммы выглядел довольно забавно: «Поздравляю нового министра». Естественно, слово «магистр» телеграфистке было непонятно, и она его «исправила».
Когда я в седьмом часу вернулся домой на Девичье Поле, я застал моих близких и домашних за обеденным столом. Тут были и мои друзья – партнёры по квартету: Павел Андреевич Жувена, Василий Васильевич Толоконников и Болих. После обеда мы играли квартет. Ради торжественности я не снимал фрака [22] .
На другой день после защиты в «Московсковских Ведомостях» было напечатано сообщение о моей диссертации {297} .
Вместе с Катёной я зашёл в канцелярию университета, и один из швейцаров меня поздравил. Катёнушка, ожидавшая меня в прихожей, стала свидетелем такой сцены: к швейцару, который поздравил меня, подошёл другой и спросил, с чем это он меня поздравлял.
22
Я очень любил этот довольно странный костюм – «хвост сзади, спереди какой-то чудный выем», – как говорил Чацкий у Грибоедова; надевши фрак, я чувствовал себя в праздничном настроении.
– Прим. В. Д. Зёрнова.
297
Далее в тексте вклеена вырезка из газеты «Московские ведомости» от 13 марта 1909 года:
«Академическая жизнь. Вчера, около 3-х час[ов] дня в аудитории физического института В. Д. Зёрнов, сын известного профессора Д. Н. Зёрнова и внук покойного профессора же Н. Е. Зёрнова, публично защищал диссертацию на соискание степени магистра физики: „Абсолютное измерение силы звука“. После прочтения проф[ессором] Лейстом curriculum vitae диспутанта, с перечислением его учёных трудов, оппонентами выступили профессора: Соколов, Лебедев и Умов, единогласно признавшие, что работа В. Д. Зёрнова является весьма ценным вкладом в науку. На этом основании и принимая также во внимание и всю прежнюю плодотворную деятельность диссертанта на научном поприще, факультет нашёл его вполне заслуживающим искомой степени. Постановление это было встречено аплодисментами всей аудитории. В[ладимир] Д[митриевич] отправляется на казённый счёт в научную заграничную командировку на 2 года».
А как же, – искренне удивился тот, – разве не знаешь, Владимира Дмитриевича причислили. – Такое восклицание в устах швейцара было характерно: служитель понимал, что произошло важное событие.
Ходатайство о предоставлении кафедры в Саратовском университете
За неделю до моей защиты диссертацию на степень магистра химии защищал Владимир Васильевич Челинцев. Он также был рекомендован на кафедру в Варшавский университет. Встретив Владимира Васильевича, я спросил, как его дела с Варшавой. Он ответил, что решил отказаться от неё и подаст докладную записку с просьбой о назначении его на кафедру в открываемый Саратовский университет. Правда, закон об открытии Саратовского университета царём пока не подписан, но это дело решённое – с осени университет в Саратове будет открыт {298} . Челинцев был уроженцем города Вольска Саратовской губернии, и ему хотелось быть поближе к своей родине. Владимир Васильевич уговаривал и меня последовать его примеру.
298
Законопроект «Об основании Университета в г. Саратове и отпуске средств на этот предмет» был одобрен и подписан Николаем II 10 июня 1909 года.
Однако меня смущало одно обстоятельство: магистры в Варшавский, Томский и Юрьевский университеты назначались министром безоговорочно, согласно уставу, а для получения кафедры в университетах Европейской России по уставу требовалась степень доктора. Тем не менее «по Высочайшему повелению» магистры назначались и в эти университеты, но с маленькой поправкой – в качестве исполняющих должность профессора. Это «и. д.» никакого значения практически не имело: права и преимущества были точно такими же, что и у профессоров без такой приставки.
Я вкратце передал папе наш разговор с Челинцевым. И папа склонялся к мысли променять Варшаву на Саратов. Намерение это крепло, несмотря на то, что в Саратове кафедра физики была одна, её заведующий являлся единственным профессором по физике во всём университете {299} , и ему предстояло всё начинать сначала. Это-то как раз и было особенно интересно. К тому же работа в Варшаве затруднялась бы довольно обострёнными отношениями между русскими и поляками, а Саратов – вполне русский город.
299
Такое положение дел объяснялось тем, что Саратовский университет был открыт в составе одного единственного факультета – медицинского.