Записки театральной крысы [старая орфография]
Шрифт:
Одинъ — личность совершенно ординарная, за то другой, сразу приковываетъ къ себ вниманіе вдумчиваго человка. По виду онъ приказчикъ обувнаго, или писчебумажнаго магазина, а на лиц у него написано, что онъ разъ навсегда ршилъ вс жизненные вопросы и на этомъ почилъ. Отуплый взглядъ и срзанная задняя часть головы подчеркиваютъ, что этого человка не собьешь съ занятой имъ позиціи.
И, дйствительно:
— Ну, скажи же, скажи ты мн, — нудится и юлитъ около него ординарный человкъ. — А вотъ какъ ты это поймешь, — я въ Вилла-Родэ видлъ: выходитъ
— Электричество, — вско отвчаетъ приказчикъ, разршившій вс жизненные вопросы.
— Да-съ? Электричество? Ну, а какъ вы объясните сей фактъ, милостивый государь, что этотъ велосипедистъ влзаетъ на одно-оденешенькое колесо и на немъ съ лстницы скатывается? Тоже электричество?
Непонятно, почему ординарная личность такъ волнуется; вроятно, потому, что это — столкновеніе двухъ міровозрній и характеровъ: пытливой, мятущейся, ищущей разршенія міровыхъ загадокъ души, — и души, уже все постигшей, все себ объяснившей.
— Какъ ты объ этомъ колес поймешь?
— Электричество.
— Электричество? Да-съ? Вы такъ думаете? Гд же тогда проволока, соединенная со станціей?
— Безпроволочное. Воздушныя волны.
— Воздушныя волны? А то, что человкъ давеча на кровати аршинъ на пять подпрыгивалъ — и это электричество?
— Электричество.
— Ну, такъ я посл этого съ тобой и разговаривать не желаю.
— И не надо. Разъ ты не можешь разсуждать научно, — не разговаривай.
Но незначительный человкъ не можетъ успокоиться. Его сердце раздираютъ обида и сомнніе.
— Ну, допустимъ даже вліяніе системы электричества на механическіе предметы обихода, но живой организмъ?! Изволили видть, тутъ-же на открытой сцен тюленей? Этакій дуракъ, да носомъ шаръ перебрасываетъ. Да вдь какъ! Не въ обиду ему будь сказано — совершенно прекрасно. Значитъ, тюлени тоже электрическіе? Это какъ, а?
— Тюлени не электрическіе. А шаръ — да. Электричествомъ въ дйствіе приводится.
Незначительный человкъ оскорбленно улыбается. Тщетно бьется эта маленькая пытливая душа о стну, воздвигнутую такъ мощно его противникомъ.
Страшное напряженіе мысли — и незначительный человкъ снова оборачивается съ торжествующимъ лицомъ къ замкнувшемуся въ себ приказчику.
— Вотъ теб дрессированные слоны… Какъ вы поймете это, если этакая машинища танцуетъ, ходитъ на заднихъ лапахъ и разговариваетъ съ помощью хобота и криковъ по телефону. Это что-жъ по вашему — слонячье электричество?
— Если бы ты зналъ, что такое животный магнетизмъ, происходяшій съ помощью электрическихъ волнъ — ты бы не разговаривалъ. А телефонъ, по которому говоритъ твой слонъ, тоже изъ чего состоитъ? Изъ электричества.
— Онъ не мой слонъ. Можешь самъ его на шею себ повсить!
Незначительному человку жарко, душно и обидно, а противникъ его спокоенъ. Живется ему,
Кажется, въ глубин души я ему немного завидую.
Въ седьмомъ ряду сидлъ молодой господинъ въ зеленой шляп, блыхъ перчаткахъ и клтчатыхъ брюкахъ… Пріхалъ онъ вчера изъ Елабуги и, поэтому, робко озирался при всякомъ новомъ появленіи зрителя одного съ нимъ ряда, а при вид суетившагося капельдинера, въ десятый разъ засовывалъ пальцы въ жилетный карманъ, съ цлью убдиться, не утерянъ ли купленный имъ билетъ?
Въ Елабуг молодой господинъ велъ себя очень нравственно, а, пріхавши въ Петербургъ, ршилъ вести себя безнравственно и сегодня предполагалъ окунуться въ омутъ столичнаго разврата, на что отложилъ изъ оставшихся на обратную дорогу 14 рублей.
— Я думаю, хватитъ, — размышлялъ молодой господинъ, причемъ сердце его замирало отъ предчувствія неизвданныхъ, гршныхъ наслажденій. — Выберу какую-нибудь хорошенькую изъ пвицъ, угощу скромнымъ ужиномъ, а потомь увезу къ себ.
На сцен акробаты влзали одинъ другому на голову и лазили въ такомъ вид по лстницамъ, а молодой господинъ изъ Елабуги, не смотря на нихъ, разсуждалъ такъ:
— Ужинъ: два блюда и полбутылки вина краснаго, скажемъ, два рубля… Двугривенный лакею на чай, да рубль на извозчика, когда подемъ ко мн — останется еще 80 копекъ на разные непредвиднные расходы. Десять же рублей ей за наслажденія ея любовью. Должно хватитъ.
Когда танцовали негръ и негритянка, молодой человкъ, полный гршныхъ размышленій, подумалъ:
— А что, если ее пригласить ужинать?
Но, увидвъ, какъ яростно негръ болталъ ногами и размахивалъ головой, подумалъ, что негръ этотъ злой и, узнавъ о его намреніи, поколотитъ испорченнаго молодого человка…
Потомъ стали выходить другія пвицы и ему многія нравились…
Испанка заставила своей наружностью и танцами сладко сжаться сердце молодого господина, но онъ подумалъ, что она слишкомъ недоступна и остановилъ свой выборъ на какой-то француженк съ голой блой грудью и шикарной походкой.
Когда она удалилась, пропвши свои номера, молодой господинъ всталъ и, выйдя, ршилъ выждать ея появленія въ садъ.
Скоро она вылетла, шумя юбкой, въ чудовищной шляп, выставляя задорную ногу въ чулк блдно-розоваго цвта.
— Здравствуйте, барышня, — несмло привтствовалъ ее господинъ изъ Елабуги.
— Трастуте! Што ви катите?
Зная, что нужно быть игривымъ, молодой человкъ захихикалъ въ руку и похлопалъ пвицу по груди.
— Ну, какъ вы поживаете? Пойдемъ ужинать.
— О, зъ удовольстьемъ! — сказала весело пвица, беря его подъ руку. — Ведить меня на террасъ.
И они услись за столикомъ и молодой человкъ, пока она просматривала карточку, вновь проврилъ себя:
— Ужинъ — 2 рубля, лакею и на извозчика — 1 рубль 20 копекъ, непредвиднные расходы — 80 копекъ и ей завтра утромъ 10 рублей. Хватитъ.