Запомни, ты моя
Шрифт:
— Ну так я тоже поначалу этого хотел, ничего, успокоился, — улыбается он, а я не выдерживаю и пощечину ему даю.
— Как можно шутить такими вещами?! Сволочь! Я же говорила, чтобы ты ко мне не приближался! Я же не хотела этого! Ты должен был держаться подальше! Ты должен был…
— Хватит, я сказал! — прикрикивает Никита и встряхивает меня. — Я все решу! Все будет в порядке. Сейчас парни отвезут тебя в одно безопасное место, отсидишься там, потом я за тобой приеду, и не реви! Собирайся.
Так и делаю, хотя внутри клокочут ужас и паника. Никита все решит, нужно повторять себе это почаще, но я все равно звоню Диане,
— Алена? Вот так сюрприз, — отвечает она больно счастливым голосом.
— Диана, ты можешь меня выслушать.
— Прости, уже Артур идет. Мы на рейс опаздываем. Он меня на Сейшелы везет, представляешь? Впервые за пять лет! Я потом тебе все расскажу.
Она отключается, а мое горло стягивают рыдания. Артур сбежал, теперь точно все будут думать, что это дело рук Никиты. Теперь Надя будет меня искать, чтобы отомстить, и привлечет к этому влиятельного отца.
Перед глазами пелена слез, еще никогда мне не было так страшно, но рядом появляется Никита и легким ударом по щеке приводит меня в чувство.
— Ты мне здесь нужна. Попереживать можешь потом, когда все позади будет. Скажи, что собирать?
— Я сама, — киваю, дрожа всем телом, и иду переодеваться. — Только сложи ноутбук в сумку. Нельзя его здесь оставлять.
Никита кивает, помогает мне собраться и ведет к машине моих бравых охранников.
— Если что, головы откручу, — предупреждает он и закрывает за мной дверь. Сейчас мне так хочется, чтобы он поцеловал меня, но он только кивает. — Ты поедешь к Одинцовым.
— Я думала, вы перестали общаться.
— В помощи они не откажут. Телефон держи при себе, я буду звонить. И не делай опрометчивых поступков. Взвешивай каждое решение, поняла?
— Как-то же раньше я выживала, — усмехаюсь я, но Никита качает головой.
— Раньше ты была одна. Теперь вас двое. Я люблю тебя. Как только все наладится, свожу тебя в Иркутск.
Мне хочется рассмеяться, но вырывается только рыдание.
— Все, — пару раз ударяет Никита по крыше машины, и мы трогаемся, а я начинаю реветь белугой, словно прощаюсь с Никитой еще на пятнадцать лет. Но самое главное в моменте, когда он махал мне рукой, я ощутила свое полное одиночество. Снова. Я снова была одна, а значит мне придется вспомнить все, чему я научилась за эти годы выживания. Никита прав, раньше не было страха, потому что я заботилась только о себе. Теперь он просто панический, потому что за своего малыша я не буду думать о святости человеческой жизни. Теперь только одна жизнь для меня священна.
Глава 40. Алена
Сказать, что семейная пара была удивлена моему приезду, ничего не сказать. Мужчина лет тридцати с хвостиком, в джинсах и пуловере хмурился, осматривая мои баулы, а его супруга, высокая блондинка в теплом платье посматривала на мой живот и двух охранников.
— Ты завел себе любовницу? — интересуется она, и мои щеки начинают гореть от стыда. Кажется, Никита забыл им позвонить. — Она, конечно, красивая, да и детей я люблю, но это уже наглость.
Только открываю рот, чтобы опровергнуть глупость, как у мужчины звонит телефон и, судя по еще заострившимся скулам, ничего хорошего он не слышит. Пока он общается с собеседником в пол оборота, я могу рассмотреть большой каменный особняк и его территорию. Такое ощущение складывается,
— Это не моя любовница, — вырывает меня из мыслей мужской голос. — Это Алена, любовница Никиты Самсонова.
Возникает напряжение, настолько густое, хоть ложку ставь. Потому что правда, несмотря ни на что, режет без наркоза, а пара просто переглядывается, делая свои выводы.
— Вы здесь из-за утренних новостей? — интересуется девушка и спускается с высокого крыльца. Протягивает мне руку. — Я Светлана.
— Алена, — жму в ответ и киваю. — Из-за них.
— Никита слил инфу о жене? — подходит Максим, и мне становится зябко от его оценивающего взгляда. Он словно пытается меня просканировать. Понять, что я за дичь. Наверное, не удивительно, что Вася с Макаром не общаются с этой семьей. Они по всем фронтам закрытая зона, обтянутая колючей проволокой. Таким бы мог стать Юра, если бы не играл постоянно свою роль.
— Нет. Он этого не делал.
— Ребенок его? — смотрит он на выпирающий живот, в котором малыш, словно услышав, что идет речь о нем, толкаться начал.
— Его, — киваю. Теперь не имеет смысла врать. Только не этим людям.
— Мордасов опасен. Если он думает, что это Никита, будут мстить.
— Он сказал, что в помощи вы не откажите, — сглатываю вязкую слюну в пересохшем горле. Ощущение, что еще немного и меня погонят метлой, поэтому и самой уже бежать отсюда хочется.
— Обычно так и есть, если речь не идет о безопасности моей семьи. Сегодня вы переночуете здесь, но завтра я отправлю вас к Юре. Его семья, пусть он проблемы и решает.
Вот только я не его семья. Я вообще везде чужая. И, наверное, только это не позволило мне расслабиться под жестким взглядом мужчины. В его взгляде я видела смерть, которую сама не раз встречала в жизни. Это не просто рядовой мажор или делец, сколотивший состояние. А то, что он бережет свою семью, достойно уважения.
Я тоже берегу свою, пока еще не родившуюся.
— Мне кажется, мне лучше уехать, — глотая ком, делаю шаг назад, но мой локоть берет Светлана, чьи глаза начинают лучиться спокойствием.
— Сейчас вам лучше передохнуть с дороги. Вы не обижайтесь на Максима, он бывает отвратительно невоспитанным.
— А лучше отвратительно лебезить перед чужим человеком, способным принести беду?
— Нет, но сейчас тебе лучше пойти в гараж и помочь детям, пока ваш игрушечный вертолет не взорвался.
Максим, пожевав губу, уходит, снова прикладывая телефон к уху, а я двинуться с места не могу. Я ведь действительно несу зло. Сколько проблем можно было бы избежать, не выживи я или не встреть Никиту.
— Максим всегда отличался свинской честностью. Когда я была беременна, он сказал, что я похожа на жирную утку. Я потом с ним неделю не разговаривала, — ведет меня хозяйка в дом, пока мои верные спутники несут мои вещи. Светлана сразу показывает комнату, не давая мне толком рассмотреть дорогую обстановку.
— Мы действительно не любим гостей, — извиняюще улыбается она, открывая портьеры на большом окне, впуская солнечный блеклый свет. — После всего, что мы пережили, мы привыкли держаться друг за друга и не пускать в свою жизнь других.