Запомни, ты моя
Шрифт:
«Себя потрогай, урод», — хочется мне ответить, но следом за такими провокациями следует насилие, так что молчу и, закончив, быстро застегиваю штаны.
— Рожать-то не начнешь? Убью ведь твоего выродка.
— Не начну, — сглатываю гнев и сдерживаю желание вцепиться ему в лицо.
— В кабине поедешь. Но рот придется тебе заклеить, — он хватает меня пальцами за лицо и начинает пихать в рот грязную тряпку, не преминув перед этим пощупать мои губы. — Жаль, конечно, что за тебя яйца могут оторвать. Больно рот у тебя рабочий.
Он заклеивает предмет своего вожделения
— Долго я ждать тебя буду!? Шевелись! — толкает меня водитель, судя по всему, и хватает за задницу, помогая подняться на высокую ступеньку, пока остальные посмеиваются рядом. Судя по его хмыканью, ему понравилось то, что он пощупал. Судя по всему, будет настоящим чудом, если я приеду не изнасилованной.
В кабине есть ниша, где обычно спят дальнобойщики. Она заклеена доверху плакатами с голыми телами, а матрас насквозь пропах выделениями. И сколько дыхание не задерживай, лучше не станет. Поэтому стараюсь абстрагироваться, потому что предстоит не близкий путь.
Спустя пару часов тело затекает так, словно его сжали жгутами. Водителя два и их разговор лучше слушать в наушниках. Еще никогда не слышала такого отборного мата, даже еще и через слово. Это все не говоря о том, что они жрут свои беляши, а потом рот вытирают рукой, пьют и обливаются, а один даже ссыт в специально приготовленную банку, чтобы не останавливаться.
Но на все это мне плевать, главное, чтобы не трогали, главное, чтобы не смотрели в мою сторону.
— А если по-быстрому? — вдруг говорит тот, что помоложе. — Кто узнает? Скажем, что придумала. Да и она беременная. Явно давно не видела настоящего крепкого мужика.
Крепко обожравшегося?
— Давай уже как границу пересечем. У меня от этой таможни всегда ноги дрожат, какой уж тут стояк. А там и отметить можно, правда, красотка? — тянет он руку ко мне, но коснувшись живота, отдергивает. — Фу, бля, ненавижу это дерьмо.
Глава 42. Надя
Где-то в Москве
Ее голова раскалывалась адски. Было ощущение, что там упорно кто-то прорубает себе путь через оставшиеся извилины. Чтобы открыть глаза и осознать, что еще жива, Наде пришлось сделать несколько глубоких вдохов, словно она под водой и захлебывается. Но солнечный свет так сильно бил в глаза, что пробивался даже сквозь веки.
Потянувшись, рукой она задевает горячее мужское тело, и вот тогда ресницы сами распахиваются, чтобы увидеть Рустама, развалившегося на большую часть кровати. Тогда же в ее голове начинают всплывать воспоминания о драке, завязавшейся между ними вчера вечером, когда она пришла его убить. Он был одним из тех, виновных в ее позоре, и она планировала расправиться со всеми. Наняла людей найти Алену, наняла людей избить Никиту, но к Рустаму, который обманул ее, она пришла разбираться сама.
Вот только закончилось это битвой половых органов
— Хватит думать, — выбивает приглушенный голос из мыслей, и Надя вскакивает. Но тут же валится, поскользнувшись на чем-то влажном. Она даже думать не хочет, что именно это было и, гордо поднявшись, уходит в душ.
Там, смывая с себя следы ночного порока, она снова предается рыданию, которые за последние сутки не прекращаются. Этот репортаж, который она увидела благодаря Вике, позвонившей с утра, буквально погрузил ее в самую крайнюю степень отчаяния. Первой мыслью было порезать себе вены, но гораздо лучше казалось сделать больно тем, кто повинен в ее позоре. Эта мысль темным сгустком энергии проникла в тело и прочно заняла сознание. До такой степени, что даже сейчас она хотела довести дело до конца.
— Где мой телефон? — ищет она глазами трубку, пока Рустам копошится на своей небольшой кухне. — Ты оглох! Где мой телефон!
Она подлетает к Рустаму, уже не так остро реагируя на шикарное тело, которое боготворила всю ночь, хотела ударить, но сильные руки сжали ее плечи и принялись трясти так, как машину трясет на кочках.
— Угомонись, дура! По-твоему, тебе станет легче, если ты будешь убийцей?! Об этом ты мечтала?! О славе преступницы!
— Это она преступница.
— И сколько мне еще в тебя нужно влить спермы, чтобы ты пришла в себя. Ты сама виновата!
— Нет! Нет! — орет она в лицо Рустаму и, рыдая, стекает маслом на пол. — Я не виновата! Не виновата! Я просто… Я просто хотела стать первой леди.
— Смешная ты, Надя. Где вообще гарантии, что он бы добрался до этого поста.
— Отец обещал, что поможет. Ему была нужна марионетка, которую он будет дергать за веревочки. Ему было нужно…
— А марионеткой стала ты, — жестко отрезает Рустам и, задрав голову Нади, вливает кружку чего-то мерзко горького. Надя захлебывается, но головная боль отступает, и она распахивает глаза.
— Я умереть хочу. Теперь я шлюха. Все именно так и будут думать.
— Не будут, если мы поженимся.
— Что? — хохочет Надя, отползая. — Ты и я? Ты видел, в какой халупе ты живешь? Ты тренер, а я…
— Никто. А ты, Надя, никто. Так что скажи спасибо за это одолжение. Мы поженимся, и слухи прекратятся.
Рустам смотрел, как быстро лицо Нади из высокомерного превращается в задумчивое. Но он знал, что выбор у нее либо за него замуж, либо уехать из страны, пока слухи не улягутся. Поэтому еще вчера после репортажа позвонил ее отцу и предложил за некоторую сумму взять на себя ответственность за этот инцидент.