Заповедник "Неандерталь". Снабженец
Шрифт:
А так знакомый до боли ««закон курятника»» - поклонись высшему, столкни ближнего, насри на нижнего.
И в вековечной мечте русского крестьянина – Беловодье, всё повторяется так же, как и на старой Руси. Как от отцов и дедов заповедано. Народ тот же самый. Так почему должно быть по-другому?
Познакомился, наконец, со старшим братом жены – отцом Велизарием, что окормляет свою паству на реке Лабе, а тут оказался по случаю у епископа. Темрюк рядом – как не заехать к сестре? Крепкий мужиком лет сорока. С большой окладистой бородой
После первой же совместно выпитой чаши с медовухой, стал меня шурин склонять к тому, чтобы взял я к себе в Крым одного из братьев Василисы – своим священником на завод. И, насколько я понял, с прицелом на Крымского епископа. Вслух этого не прозвучало, но подразумевалось. Не первый раз живу, чтобы не понять таких намёков. С другой стороны – священник нужен. И мало ли какого вредного пердуна пришлют. А пришлют обязательно. Лучше родня.
Ничего не меняется. ««Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, то, как не порадеть родному человечку»».
С ходу решать ничего не стал. Просто пригласил через него всех братьев жены к себе в гости. Там и посовещаемся о делах наших скорбных без посторонних ушей.
– Куда в гости? – пробасил Велизарий. – У тебя пока и хаты-то нет.
– Да в поезд, - ответил я. – Больше пока некуда.
Вот и сколачивается клан.
А ты как думал?
В одиночку среди родственно-семейно-родовых отношений проскочить?
Шалишь!
Скопом стопчут и схарчат без соли.
Вопрос с кроватями решился просто. Нашел в начале девяностых под Клином заброшенный и основательно разграбленный пионерлагерь от закрытого уже московского завода. Только железные кровати и остались. Окна и те битые. Остальное всё уже растащили. Там даже сторожа не было.
Мы и вынесли оттуда две сотни кроватей - нам будет достаточно на первое время. Даже с продавленными панцирными сетками брать не стали. Половину теплушки ими забили уже в разобранном виде.
Матрасы там уже украли до нас. Но сделал я в одном кооперативе в 1980-х заказ на сенники, каковыми мы в археологических экспедициях обходились. Думаю, мужики от сохи не больше привередливы, чем московские студентки. А солома ни разу не проблема. Только в первый раз ее и завезти придётся. А дальше своя вырастет.
После решения основных вопросов обеспечения быта, возил от квази-интендантов списанный шанцевый инструмент с длительного хранения, умывальники алюминиевые с соском, вёдра, косы и грабли. Хозяйственное мыло ящиками.
Достал ручной станок дранку лущить. Новенький. А воск в Беловодье найдём. Вот и решена проблема с кровлей. Не андулин же с металлочерепицей мне в прошлое таскать ««патриком»».
Следовало подумать о большом грузовике – весна приближается, потребуется колючую проволоку тягать в бухтах. Много.
И
– А то ты, смотрю, Митрий, всё в трудах аки пчела. Надо и перерывы делать. А то тебя надолго не хватит.
– Я бы к морю тёплому с удовольствием бы смотался – на горячем песочке полежать. А то этот снег уже надоел, – согласился я, но поставил своё условие.
– Так я и предлагаю Батум начала двадцатого века. Там до революции хорошо было. Культурно, – соблазнял меня проводник.
– Вон Сосипатора возьмём с собой за кучера. И чтоб было кому нас оборонить, если стрелять придётся.
Отпуск, конечно, нужен. Я хоть и чувствую себя лет на тридцать пять (в койке вообще на двадцать девять!) и выгляжу где-то на сорок, но устал постоянно мотаться и вечно что-то грузить.
Да и Василиса беременна. Капризная стала – с ума сойти. Правда, больше своих служанок гоняет, но и мне достается.
Выехали на тарабринском фаэтоне. В нём комфортнее. И крыша подъемная есть – от дождя.
Сосипатор на козлах. Сразу щегольски оделся - в чёрную черкеску с газырями и кинжалом. Красный бешмет. Кудрявую черкесскую папаху.
Под сидушкой облучка у него был припрятан настоящий ковбойский ««винчестер»» под револьверный патрон. И сам револьвер – ««Смит-Вессон русский»». Все под один калибр.
Мы с Тарабриным в одеяниях от Ротштерна.
Я с пистолетом, для которого вывез из осевого времени подмышечную кобуру из тактического нейлона. Тарабрин только с тросточкой. Тросточка у него шикарная – красного дерева и набалдашник серебряный.
– Зачем тебе трость, Степаныч, - спросил я. – Ты же на неё никогда не опираешься. И дома без неё ходишь.
– Ну, как зачем? – ответил Тарабрин вопросом на вопрос.
И показал, как его трость несложным движением превращается в шпагу.
– Большинство мазуриков тут только с ножами ходит. В руку его кольнул – и отстали от тебя. Убивать-то нельзя мне.
Вошли в 1910 год мы без проблем. Между сёлами на пустом приморском тракте. В известном для Тарабрина месте. И через полчаса подкатили к знакомому Сосипатору духану на краю какого-то села.
– Тут шашлык хороший жарят, - сказал нам водитель кобылы, останавливая экипаж.
– Да тут, наверное, за полвека всё поменялось, - предположил я. – Повар так точно.
– А вот и проверим, - внес свою лепту в обсуждение Иван Степанович. – Время всё равно к обеду подошло, судя по солнышку. Да и давно я красного ««Чхавери»» не пробовал.
Утроили коляску с лошадью на заднем дворе духана и вошли с уличной жары в прохладный полуподвал.
– Сациви, аджапсандал, шашлык по-карски и бутылку ««Чхавери»» прошлогоднего урожая, - моментально сделал Тарабрин заказ хозяину. И тут же добавил. – Моим спутникам то же самое. И к шашлыку спелые помидоры.