Запредельность
Шрифт:
– Ну – передачу изображений на расстояние. Да и простого радио тоже нет, вроде… Неужели Мастерам не под силу создать такие вещи?
– А, вот ты о чем, – бледно отозвался Коген. – Отчего же, Мастерам это вполне… Все это есть на планетах Нейтральных. Но это – штучки Пресекателей. Мастера принципиально не используют вражеские технологии. Как-то связано с обидой на столетние запреты. Что-то, вроде морального табу.
– Странное табу.
– Мне тоже так кажется. Но я привык. С другой стороны – имеются виды связи, недоступные и неподконтрольные Пресекателям.
– А, так все-таки, здесь интерес военных?
– Мироматов? Да, и это
Коген говорил неохотно, его отвлекали какие-то мысли. И Лекс почувствовал себя неловко.
– Ты чего-то не в духе, Коген? – спросил он.
– А чего радоваться? – сердито сказал тот. – Кто ж знал, что здесь перегруппировка ударных сил? Выбрали бы другой трек, а теперь… Черт бы побрал этих мироматов с их секретностью!
Лекс насторожился. Осторожно спросил:
– Перегруппировка сил? И что из этого следует?
– Отсюда следует, что мы должны ждать, пока не пройдет флот. А пока – приказано находится в установленном секторе. Ждем досмотровую команду.
Коген выразительно посмотрел на Лекса.
– Мне нужно спрятаться? – предположил он.
– Самое глупое, что можно придумать, – усмехнулся летомат. – Спрятавшихся будут искать в первую очередь. Веди себя спокойно – может, обойдется…
Панель перед Когеном тихо зашелестела, покрываясь цветным текстом. Лекс еще раз поймал себя на мысли, что технологии Мастеров не перестают удивлять. Это, как настоящие игрушки для ребенка: сколько бы он не играл в виртуальные игры, двигая на врага миллионные армии, коробка металлических солдатиков все равно вызовет дикий восторг. Среда, лишенная мыслетроники, заполненная разумной механикой, казалась более осязаемой, живой. Может, именно это, наполненное живым движением пространство и сформировало цивилизацию Мастеров, стремящихся к бесконечному творческому труду?
Это философский вопрос, а сейчас время вопросов практических. Это было видно и по взгляду Когена.
– Боюсь тебя огорчить, Лекс, – сказал мастер полета. – Но к нам движется миротворец.
– Как?
– Патрульный корабль мироматов.
– Вот как… Давно хотел спросить тебя: почему ваших военных называют «мастерами мира»?
Коген смущенно хмыкнул, тайком оглянулся, сказал негромко:
– Считается, что у Мастеров вообще нет военных. Это противоречит идее Совершенства. Все, чего хотят Мастера – поскорее прекратить бесконечную бойню. Оттого истребители зовутся «примерителями», корабли легкого класса – «миротворцами», тяжелые ударные корабли – «миродержцами», сверхмощные корабли – «хранителями мира»…
– Как мило… – пробормотал Лекс.
Коген усмехнулся:
– Да, в Нейтральных мирах любят пошутить на эту тему. Но с мироматами, между нами, шутки плохи: из любви к миру они дерутся насмерть. И, поверь мне – не хуже Пресекателей.
– А ты когда-нибудь встречался с Пресекателями? – спросил Лекс.
– Нет, – покачал головой Коген. – Пресекатели игнорируют Нейтральные миры. Мы… То есть, они им не интересны – ведь они считают, что угроза сущему идет от Мастеров, вырвавшихся из-под их опеки. Хотя говорят, что агенты Пресекателей есть везде. Впрочем, как и агенты Мастеров.
– На войне, как на войне, – заметил Лекс.
– Ага, – отозвался Коген. – А вот и гости…
И кивнул в сторону прозрачного купола.
Наверное, он четко представлял себе, куда смотреть. Потому что эту крохотную звездочку Лекс нашел с большим трудом. Она едва заметно двигалась и, вроде бы, мерцала. Лекс ждал, что будет
И не смог удержаться, чтобы не отпрянуть назад: одним скачком, в доли секунды точка превратилась в громаду, заполняющую теперь полнеба. И движение этого «нечто» вновь стало неспешным: туша миротворца наползала на «Ангела», словно стремясь подмять его под себя, раздавить. Или сожрать – уж больно походил патрульный корабль мироматов на какое-то морское чудовище…
– Как он… резко… – пробормотал Лекс.
– Боевая механика, – с уважением произнес Коген. – Пресекатели так не могут…
– А что они могут? – заворожено глядя на «миротворца», спросил Лекс.
– Много чего другого, – искоса поглядывая туда же, отозвался Коген. – Сам посмотришь…
Лекс быстро глянул на Когена. Тот смущенно развел руками, будто понял собственную бестактность. И сгорбился над панелью, вернувшись к переписке.
В это время в кабине появился товарищ Когена, недовольно посмотрел на Лекса, бросил:
– Будьте добры, займите свое место. В случае необходимости вас пригласят.
Тут же рядом возникла Джи, схватил его за руку, потащила по коридору, уверяя, что все обойдется, и убеждая не волноваться.
Лекс и не думал волноваться. В нем появилась и росла теперь убежденность в правоте своего дела и уверенность в собственных силах. Ощущение это все еще было в новинку и казалось довольно приятным.
В этом же уголке души росло что-то совсем новое: какая-то авантюрная жилка, смешанная со стремлением разобраться во всем самому, не дающая предаваться пассивному созерцанию мира. Видимо, подстраивающийся под форсированный ритм организм просто отказывался сбрасывать обороты, гнал вперед, и сопротивляться этому почти животному напору было невозможно.
Время, необходимое на восстановление от резонанса становилось все короче, переносить тон – все легче. Лекс поймал себя на том, что уже не нуждается в повторении формул алгоритма – все происходит машинально, на уровне простого волевого сигнала.
«Пожалуй, доку это было бы интересно», – вяло подумал он, выбираясь из собственной каюты.
Глупо было слушать заботливые указания Джи: у него, как и у этой части вселенной слишком мало времени. Постоянное движение по краю парадоксальным образом подавляло все сомнения и страхи. Отстраненно и болезненно-сладко он вдруг подумал о том, что в один прекрасный момент просто не сумеет вернуться из своей запредельности, и, чего-доброго, ненароком перешагнет ту последнюю грань, от которой уберегали его обманутые природные предохранители…
Прослушал коридор, втянул носом воздух – путь свободен. Крадучись, но легко и стремительно, как дикая кошка, промчался до входного узла, от которого шли разветвления переходов – в кабину мастеров полета, в механическое отделение, в грузовой и пассажирский отсеки. С противоположной стороны от задраенного входного люка ощущалось движение воздуха. Видимо – стыковочный узел.
Прокравшись вдоль загибающейся аркой, затянутой мягким матовым материалом переборки, заглянул за угол.
Миромат. В знакомой уже форме из рельефного, словно измятого, живущего какой-то собственной жизнью, материала, с незнакомыми знаками различия на предплеьях. Вооруженный – странная, ни на что не похожая, но излучающая опасность, черная штуковина крепилась к бедру эластичными ремешками. Миромат охранял овальный вход, что вел куда-то вбок – явно за пределы корабля.