Запрещённый приём
Шрифт:
— Нет, нет, я бы заметил разницу между оленем и… дядей Рэем.
— Если воспоминания нас шокируют, мы можем переписать их в своей голове так, что ложь заменит правду. Вы сами об этом говорили. — Произнес Дюк, обращаясь ко мне.
— Я помню, что я говорила.
— Ты корректируешь свои воспоминания таким образом? — Поинтересовался Олаф.
— Нет, но многие так поступают.
— Я — нет. — Сказал он.
Бобби отстранился от прутьев решетки, все еще качая головой.
— Нет, я сейчас действительно вспоминаю то, что было. Я никогда не вспоминаю то, чего не было.
— Ты уже причинял кому-нибудь вред
Бобби покачал головой.
— Нет, мой наставник, который поддерживал меня, был со мной с самой первой полной луны.
— Почему ты перекинулся в новолунье? Даже молодые териантропы лучше себя контролируют, когда до полной луны так далеко. — Сказала я.
Может, если я буду задавать ему резонные вопросы, мне удастся стереть с его лица все те эмоции, которые буквально переполняли его с головы до ног. Я уже сталкивалась с оборотнями в тот момент, когда они осознавали, что случайно убили того, кто им дорог. Ничего приятного в этом нет, а их состояние очень походило на то, как вел себя Бобби сейчас. Он моргнул и уставился на меня так, словно никак не мог вернуться к реальности из своих мыслей.
— Что?
— Почему ты перекинулся, хотя до полной луны было далеко? — Повторил мой вопрос Олаф.
— Она попросила. — Сказал Бобби, и тут же замолчал, как будто на самом деле не собирался отвечать на этот вопрос.
— Кто попросил?
Бобби покачал головой.
— Кто — она? — Спросил Олаф.
Бобби вновь покачал головой, сжимая губы в плотную линию, как будто пытался запечатать их, чтобы случайно не сболтнуть лишнего. Он защищал кого-то, и вряд ли себя.
— Ты вспомнил, как разодрал на части Рэя, Бобби. — Вмешался Дюк.
— Нет, это был олень!
— Ты ведь в этом не уверен, не так ли, Бобби? — Не сдавался Дюк.
Бобби нахмурился.
— Я уверен.
— Хватит, Дюк. — Раздался голос Вагнера из соседней клетки.
— Ты уже в моем черном списке, Трой. Не нарывайся.
— Нет, Дюк, ты всегда так поступал с Бобби, со мной и с другими ребятами. Ты мог подбодрить нас перед игрой, а мог унизить за то, что сам считал неправильным, но у нас речь сейчас не о том, что кто-то швырнул мяч в окно мисс Банни, Дюк. Речь идет о жизни Бобби. Не подставляй его.
— Надо было отправить тебя с городскими, когда они уезжали, Трой.
— Вам решать, что делать с Вагнером, но мы сейчас не обычное дело расследуем, шериф. Если вы заставите Бобби признаться, он не доживет до суда. Один из нас просто выведет его наружу и пристрелит. — Сказала я.
— Вин и так должен был это сделать когда мы еще только осматривали тело Рэя.
Я уставилась на Ледука и очень внимательно посмотрела в его карие глаза. Он встретил мой серьезный взгляд своим скучающим. Бьюсь об заклад, это была его версия пустого коповского лица. У всех офицеров есть свои варианты этой штуки, если они уже давно на службе. Мы это лицо используем, чтобы скрыть то, о чем думаем. Некоторые выглядят скучающими, другие — незаинтересованными, растерянными или даже слегка дружелюбными, но у всех есть своя версия этой маски, за которой можно спрятаться. Она нужна нам для того, чтобы подозреваемый не понял, о чем мы думаем, или чтобы другие копы не прочли нас, когда мы что-то скрываем. Иногда единственное, что ты хочешь спрятать, это страх или отвращение к преступлению, ведь показать такие вещи значит проявить слабость. Но иногда мы скрываем то, что превращает нас в плохих копов, и мы не хотим спалиться перед хорошими.
Я всматривалась в глаза Ледука, пытаясь понять, для чего он натянул свою маску. Я не подозреваемая, но Бобби — да, а Ледук уже показал всю палитру своих эмоций перед ним и перед нами, маршалами. Как-то поздновато было скрываться за маской.
Бобби сел на койку в своей камере и уронил лицо в ладони. Он что-то бормотал, чего я никак не могла разобрать.
— Прости, Бобби, я не расслышала. — Сказала я.
Он поднял глаза на меня.
— Я помню оленя. Он должен быть на дереве.
— Может, Рико его не заметил? — Предположила Фрэнки.
— Хватит уже этой чуши с охотой на мертвых оленей. — Вмешался Дюк. — Рико знает, как выглядит олень, а среди моих помощников он вообще лучший стрелок.
— Среди нас только он вас побил, Дюк. — Подтвердила Фрэнки.
— Ты и сама нам на пятки наступаешь, Фрэнки. Я возьму тебя на стрельбище, когда вся эта заваруха уляжется.
— Спасибо, Дюк. — Улыбнулась она. Она была довольна, как довольна всякая девочка, которую заметил папочка и сказал, что гордится ею. На своих начальников вы так не смотрите. Может, поэтому Дюк и его офицеры обращаются друг к другу по имени? Они были скорее как семья, чем коллеги. Я видала подобные случаи в местечковых отделениях полиции, но никогда — на таком уровне близости.
— Кто просил тебя перекинуться в леопарда? — Спросил Олаф. Я удивилась, что он всерьез увлечен допросом, во время которого никому не надо угрожать. Обычно он не был в восторге от такого формата общения с подозреваемыми.
Бобби в который раз за сегодня покачал головой.
— Я не должен был говорить это. Я не хотел.
— Бобби, просто признайся уже, и все закончится. — Сказал Дюк.
— Мы тут до правды докопаться пытаемся, шериф. Или вам все равно, кто на самом деле убил Рэя Маршана? — Спросила я.
— Мы его нашли с ног до головы в крови на месте преступления, Блейк. Только вы с Вином все усложняете.
— Если все так очевидно, почему было не пристрелить его, пока он без сознания, а, Дюк? Если вы так уверены, что он убил своего дядю, то вы могли с уверенностью пристрелить его прямо на месте преступления. Никто бы и не пикнул по этому поводу. В отчете вы могли написать что угодно. Это ваш город. Для своих помощников вы как отец. Если все так очевидно, почему вы не выбрали самое простое решение, а, Дюк?
Он попытался посмотреть мне в глаза своим скучающим коповским взглядом, но не выдержал и отвернулся. Какие бы мысли и чувства не занимали его сейчас, он не был уверен, что у него получится скрыть их от меня. Значит, его серьезно так колбасило. Вопрос — почему?
— Стрелять в того, кто лежит без сознания, еще менее спортивно, чем стрелять в того, кто сидит в клетке. — Наконец выдавил он.
— Вы просто не смогли это сделать. — Сказала я.
— Нет, не смог. Только не так. — Дюк поднял глаза и позволил мне увидеть свою ярость, свое замешательство. Дело было не только в том, что два парня, замешанные в этой истории, воспринимали его, как второго тренера со времен школьной скамьи. Это были чувства Дюка к ним. Господи, они и правда напоминали семью. Чем бы ни закончилась эта история, она уже серьезно прошлась по их отношениям.