Запрещённый приём
Шрифт:
Олаф замер — все его тело отреагировало на эту фразу. Мой пульс замедлился, и на место страху перед тем, с чем я столкнулась сейчас, пришло воспоминание о страхе из прошлого. Мы тогда целой толпой набились в машину во время охоты за монстром во Флориде. Так вышло, что я оказалась на коленях у Олафа, потому что больше сидеть было негде. Сейчас это звучит глупо и беспечно, но тогда в этом был смысл. По дороге в нас чуть не врезалась чужая машина, и только благодаря навыкам нашего водителя мы избежали аварии, и наша тачка не перевернулась. Тот факт, что в тот момент я не была
— Да, доверила. — Сказала я с едва заметным придыханием.
Львица на тропе внутри меня расслабилась. Она перекатилась на спину на темной земле, вспоминая ощущение силы Олафа. Она совершенно не скрывала того факта, что ей нравился его лев, и что она нуждалась в партнере. Я ей сказала, что его она не получит, но проблема была в том, что я просто не могла предложить ей кого-то другого. Среди всех моих неприкаянных зверей она громче всех тосковала о своем одиночестве.
— Ты не воспринял Аниту, как добычу, когда спас ее в машине. — Фраза Эдуарда была утверждением.
— Не воспринял. — Произнес Олаф так, будто ему не слишком нравился этот ответ, хоть это и была правда.
— Тот факт, что ты защищаешь того, кто тебе дорог, не делает этого кого-то слабее, Олаф. Это делает сильнее тебя самого. — Сказал Эдуард.
Олаф нахмурился. Даже сквозь темные очки было видно, как сильно он старается понять то, о чем говорит Эдуард.
— Когда Анита доверила мне свою безопасность, это было… приятно.
— Именно так ты себя и чувствуешь, когда защищаешь женщину, которая тебе дорога.
Олаф уставился на него, хмурясь так сильно, что его приятное лицо исказили линии, которых я прежде не замечала — они будто наметили тень того, каким он мог бы стать через пару десятков лет.
— После этого она помогла мне пытать официантку в ресторане. — По голосу было слышно, что он колеблется, как будто разговаривает сам с собой. Я уже не могла объяснять Олафу, что да как, но Эдуард, очевидно, был по-прежнему за рулем этого смыслового автобуса, потому что он разъяснял все очень четко.
— Стала бы ты играть в ту маленькую игру с подозреваемой, если бы не пережила момент доверия с Олафом в машине?
Я задумалась над ответом — серьезно так задумалась. Пугать официантку мне не понравилось, но она содействовала похищению женщин, точно зная, что их ждет ужасная смерть. Если бы Олаф не заставил ее расколоться, у нас на руках было бы больше невинных жертв. Нам пришлось это сделать, но я перепугалась до чертиков, когда осознала, как легко мне дался этот допрос напару с Олафом. Та девушка была ликантропом, так что мы могли отрезать ей что угодно, и все бы отросло обратно, да и похищенных женщин мы спасли, так что я восприняла это, как победу, но я ею не гордилась. Если честно, я вообще старалась не вспоминать об этом.
— Думаю, нет, но дело не только в этом. Я увидела его с детьми. До свадьбы я и понятия не имела, что он был для них дядей Отто, как я была тетей Анитой. — Я посмотрела на большого парня. — Я не знаю, как сильно ты притворялся с ними, но Бекка и Питер верят тебе, они любят тебя. Это помогло мне встать рядом с тобой над той девушкой во Флориде, и сделать то, что мы сделали. — Вот, я, наконец, сказала чистую правду.
Олаф кивнул.
— Ты была рядом со мной на поле боя, и ни разу не колебалась. Я никогда не думал, что встречу такую храбрую женщину.
— Спасибо. — Не время было прикапываться к тому, что женщины могут быть такими же храбрыми, как и мужчины. Мы с Эдуардом выигрывали эту битву. Никогда не спорь, если выигрываешь. — Я знала, что и ты меня во время драки не подведешь.
— Ты доверилась мне. — Произнес Олаф.
Я кивнула.
— Да.
Морщины разгладились на его лице, но я почти слышала, как у него в голове скрипят шестеренки. Изучать что-то новое иногда почти больно, особенно если ты пытаешься сломать старые установки — тем более те, которые больше не жизнеспособны.
— Женщины доверяли мне и раньше, но они не знали правду обо мне.
— Ты скрывал себя от них. — Сказала я.
— Да.
— Лев должен скрываться в траве, чтобы газель его не увидела. — Заметила я.
Олаф кивнул.
— Да.
— Один лев не прячется от другого. — Подал голос Эдуард.
Мы с Олафом уставились на него. У себя в голове я подумала: «Ну, вообще-то, иногда они нападают на другой прайд». Но, опять же, мы выигрывали эти битву, так что нехрен было приплетать сюда биологию обычных львов.
— Не прячется. — Согласился Олаф.
— Львы доверяют друг другу во время охоты. — Сказала я.
— Ты поможешь мне охотиться на газелей, Адлер?
— Смотря что за газель, Мориарти.
— Я не понимаю.
Я задумалась, как объяснить ему и не оскорбить его при этом.
— Я могу помочь тебе в легальной охоте, на которой пытки и убийства спасают жизни других людей.
— Она не станет помогать, если считает добычу невинной. — Пояснил Эдуард.
Олаф хмыкнул.
— Невинных не существует.
— А как же дети? — Спросила я прежде, чем подумала о том, хорошая это идея или не очень.
— Я не охочусь на детей.
— Приятно знать, потому что я бы, наверное, тоже не смогла.
— Дети-вампиры — исключение. — Сказал Эдуард.
— Они не дети. — Возразили мы с Олафом в один голос. Я улыбнулась, а через секунду, когда он понял, то улыбнулся и сам.
— У вампиров свои законы насчет обращения детей. Это запрещено по многим причинам. — Заметила я.
Мысль об этом стерла улыбку с моего лица. Дети-вампиры всегда были наглухо отбитыми и обычно садистами, либо каким-то иным образом повернутыми. Подростки справлялись лучше, но если они еще не достигли пубертата, то вампиризм тупо срывал им крышу.