Запятнанная кровью ложь

Руби Шай

Нет.

Я слишком зла для этого.

Я встаю с кровати в халате, без обуви, и открываю дверь. В доме тихо, наверняка из-за того, что все были под кайфом и в подпитии, и я иду к двери Энни. В доме беспорядок. На самом деле, трудно разглядеть пол. Я морщусь, чувствуя себя ужасно из-за того, что Карине приходится убирать все это одной. Мне придется позвонить в компанию для уборки позже.

Дверь не заперта. На мгновение я вспоминаю прошлую ночь. Илья и Дмитрий собираются быть здесь с маленьким предателем? Или она будет одна?

Толкая дверь, я замечаю, что здесь

никого нет, кроме нее, распростертой на кровати обнаженной. Я подхожу к окну и раздвигаю занавески, впуская солнце. Энни стонет, закрывая лицо подушкой.

— Пора просыпаться. — Я выдыхаю и решаю двигаться дальше, желая, чтобы температура моего тела понизилась. — Давай, Энни. У меня нет времени на весь день.

Она стонет.

— Чего ты хочешь?

— Что случилось с Ильей? — Я ухмыляюсь, но она даже не смотрит на меня. Она все еще прячет лицо под дурацкой подушкой, и желание сорвать ее и швырнуть через всю комнату очень сильное. Что со мной не так? Ах да. Почти все.

— Кто? — Она делает вид, что не знает, слегка нахмурившись.

— Не прикидывайся дурочкой. Тебе было с ним уютно.

— Да, нам было уютно. Он был у меня между ног, и у него отличный член.

— О, я просто уверена, что так оно и было. — Я закатываю глаза: — Я думала, ты все еще страдаешь из-за своего последнего парня.

— Больше нет. — Она швыряет подушку на пол.

— Неважно. — Я фыркаю, расхаживая перед кроватью, когда она садится, ее дерзкие маленькие сиськи подпрыгивают при этом. — Тебе не кажется, что быть с Ильей — это то, о чем я должна знать?

— С ним ничего не было, Кэм. Мне показалось, что с ним просто весело трахаться, ясно? Ничего особенного в этом нет. Как ты можешь заметить, ему нравятся парни.

— Ты ему тоже нравилась.

— Конечно, нравилась. — Энни усмехается: — Я, ну, это я.

У Энни хватает порядочности встать и пойти переодеться. К тому же, черт возьми, давно пора.

— Ты такая чертовски раздражающая, ты знаешь это?

— Да. — говорит она со смехом и пожимает плечами. Я сажусь на ее кровать, проверяя, нет ли где пятен спермы. — А как насчет тебя и Ника? В конце концов, вы, кажется, помирились.

Я хмурюсь.

— Ник — мудак.

Она смеется:

— Так и есть. Что он сделал?

— Ты имеешь в виду, после того, как они с Лео устроили соревнование по измерению члена в моей ванной, пока я была голая? Да, поговорим о неловкости. — Энни фыркает, думая, что она представляет себе сценарий. Было бы забавно, если бы это не было моей жизнью. — Он оставил меня с Лео на произвол судьбы.

То, что она нахмурилась, видно по маленькой морщинке, образовавшейся между ее бровями.

— Он это сделал?

— Но позже он пришел проведать меня, так что, думаю, чувствовал себя виноватым. «Я просто хотел убедиться, что ты жива», — вот что он мне сказал.

— Ладно, он мудак.

— Именно это я и говорю! — Я вздыхаю: — Вот и все, что нужно для того, чтобы простить друг друга.

Мы с Энни одеваемся, наносим макияж и отправляемся на балет. Это время мы проводим вместе, и через несколько недель у нас должно быть прослушивание на главную роль

в спектакле «Лебединое озеро», так что, я думаю, мы увидим, как долго сможет выдержать наша дружба. Давайте просто скажем, что это важно для нас обоих. Мы работали над этим долгое время, изо дня в день готовясь к этому прослушиванию, иногда даже вместе. Может быть, в этом проблема — или я не знаю, преимущество ли это — в том, что мы точно знаем, как танцует другой. Как работает другой. Я могу запомнить ее движения и знаю их наизусть.

Мы ставим наши сумки на пол и надеваем пуанты, растягиваемся и разминаемся у станка, прежде чем появится инструктор по балету. Однако я не могу сосредоточиться во время тренировки, что не помогает, так как мне нужно выучить рутину. Вместо этого все, что я вижу, — это мрачный и задумчивый мужчина с серебристыми глазами, и теперь он преследует меня как днем, так и ночью.

Как неподходяще.

15 Лет

У меня болит живот.

Каждый раз, когда у меня начинаются месячные, моя мать напоминает мне, что я женщина, что однажды я рожу детей Лео. Это только заставляет меня хотеть вернуться в прошлое, чтобы не нести это бремя. Потому что так оно и есть. Мысль о том, что мне придется стать машиной для размножения, когда я стану старше, вызывает тошноту. Это то, чего от меня ожидают. Иметь столько детей, сколько он захочет.

Мне всего пятнадцать; на меня еще не должно оказываться такое давление. Я даже не должна думать об этом. Но когда я становлюсь старше, эти мысли все больше преследуют меня. Сейчас я несчастна с грелкой на животе и моим сердцем, полным ненависти к Лео. По крайней мере, у меня есть шоколад.

У балконной двери раздается шум, и внезапно она со скрипом открывается. Я быстро сажусь в постели, голова кружится, живот сводит резкой судорогой, и я вскрикиваю. Николай выходит из тени, закрывая за собой дверь, когда холодный порыв ветра заставляет меня вздрогнуть. В Чикаго ноябрь, и чертовски холодно. Это одна из причин, по которой я не пошла сегодня в парк.

— Какого черта ты здесь делаешь? — Я кричу на него шепотом.

Он подходит ближе.

— Я мог бы спросить тебя о том же, знаешь. Ты должна была встретиться со мной.

— Я чувствовала, ну, я и сейчас чувствую, недомогание.

— А я волновался!

— Говори потише, Николай. — Услышав свое полное имя, он выпрямляется. — Дверь не заперта.

Ник напрягается и почти бежит к двери, запирая ее.

— Это легко исправить. — Он подходит к моей кровати и садится на край, глядя на меня в позе эмбриона. Его большой палец касается моей щеки, слегка лаская ее. Я закрываю глаза от прикосновения. — Теперь скажи мне, что не так, чтобы я мог помочь тебе всем стать лучше.