Запятнанная кровью ложь
Шрифт:
— У меня судороги. — Я краснею, мое лицо горит еще на тысячу градусов. — У меня… месячные.
— Бедняжка, — шепчет он. — Держу пари, ты чувствуешь себя ужасно.
— Да. — Моя нижняя губа дрожит. Мне следовало принять мотрин, но я упряма, когда дело касается лекарств.
Ник подползает ко мне сзади и забирается под одеяло, прижимаясь пахом к моей заднице. Я напрягаюсь. Не знаю, почему мне вдруг так страшно. Может быть, это потому, что мы никогда не занимались этим раньше. Это кажется… интимным.
— Можно? — спрашивает он меня, держа руку в воздухе.
— Да, —
— Я рад, принцесса.
Я закатываю глаза, услышав это прозвище, хотя в тайне мне оно нравится.
Он продолжает гладить мой живот, и я закрываю глаза. Не буду врать, это приятно. Никогда бы за миллион лет я не подумала, что буду лежать в постели с Ником, не говоря уже о месячных, когда он будет гладить мой живот, но сейчас я не жалуюсь.
Ник внезапно встает и снимает рубашку, затем возвращается и ложится позади меня. Однако он больше не обнимает, и от этого мне немного грустно. Вместо этого его губы касаются моего уха, спускаются по подбородку к щеке. Он нежно целует меня, и у меня внутри все переворачивается.
— Что еще я могу сделать, чтобы тебе стало лучше, Камилла? — Я улыбаюсь своему имени, слетающему с его губ. То, как мило он произносит его со своим русским акцентом. — Я сделаю все, что угодно.
— Ты можешь меня гладить? — Я представляю, как он хмурится у меня за спиной, и хихикаю. — Погладь меня по волосам, детка. — Это слово вырывается прежде, чем я успеваю взять себя в руки, и он слегка хрипло смеется. Я вздыхаю.
Его рука ложится на мою голову, его пальцы запутываются в мягких прядях моих волос, и он проводит по ним пальцами.
— У тебя великолепные волосы. — Его нос прижимается к моей голове, и он тихо стонет. — И ты так хорошо пахнешь.
— Например? — Я улыбаюсь.
— Как мед. — Я чувствую, как он улыбается мне в ответ. — И апельсины.
— Тебе нравится?
— Мне это нравится. — Ухмылка вот-вот расползется по моему лицу, хотя я не осмеливаюсь показать ему это. — Можно мне взять твою подушку с собой? Чтобы я потом чувствовал этот запах?
Я смеюсь над этим.
— Не будь жутким.
— Прости, принцесса.
Наступает момент тишины, когда я чувствую, как его голова касается подушки рядом с моей, и он продолжает запускать пальцы в мои волосы. Но мной как будто что-то овладевает, и я переворачиваюсь на кровати, чтобы посмотреть ему в лицо. Он улыбается мне, как только мои глаза встречаются с его. Он такой милый. И горячий. Я должна удерживать себя от того, чтобы пялиться на него. На самом деле, я должна воздерживаться от того, чтобы смотреть вниз на его тело теперь, когда он без рубашки. Я отказываюсь.
Вместо этого я протягиваю руку, чтобы убрать волосы с его лба.
— Ты симпатичный, — говорю я ему, и он смеется.
— Я знаю.
— Такой самоуверенный.
— Уверен в себе.
— Спорный вопрос.
Мои пальцы скользят по его лбу, изгибу носа, губам. Я задерживаюсь на нижней, слегка оттягивая ее вниз. Я задерживаю дыхание,
— Ты тоже. — Мое лицо снова вспыхивает. Клянусь, это все, что я делаю рядом с ним, и он улыбается мне. — Ты как маленький розовый шарик жевательной резинки.
— Почему?
— Всегда розовая. — Я задыхаюсь, когда слышу это, а он смеется. Как неловко. — Ты краснеешь, принцесса?
— Может быть.
— Симпатичная.
Я позволяю своему взгляду блуждать, но как только я начинаю восхищаться его прессом, широкими плечами и рельефной грудью для шестнадцатилетнего парня. Внезапно я замечаю синяки.
— Что случилось? — Я поднимаю на него глаза. — Кто это с тобой сделал?
— Не трать свое время, беспокоясь обо мне, Камилла. Я могу сам о себе позаботиться.
— Но я действительно волнуюсь, так что скажи мне. — Я закатываю глаза, и он закатывает свои в ответ, вздыхая.
— Я в порядке, — отвечает он сквозь стиснутые зубы.
— Вопрос номер сто шестьдесят шесть. — Я вызывающе вздергиваю подбородок. — Ты знаешь, что должен ответить. Что. Случилось.
— У меня плохие оценки в табеле успеваемости. — Он пожимает плечами. — Отец был недоволен.
— Это сделал твой отец? — Но потом я вспоминаю знакомый сценарий с Лео, его отцом, избивающим его прямо у меня на глазах. Для мафиози не должно быть чем-то необычным поступать так со своими детьми. Мой отец никогда не прикасался ко мне, хотя он ненавидит меня настолько, что мы оба это замечаем.
— Он сказал, что его наследник не может быть глупым. — Он пожимает плечами. — Что глупый человек не станет его преемником.
Я медленно, осторожно киваю, затем протягиваю руку и касаюсь его щеки.
— Ты не глупый.
Ник смотрит мне в глаза, его рука касается моего лица, когда он наклоняется. Наше дыхание смешивается, наши губы соприкасаются. Мои руки покалывает от прикосновения, и мое дыхание учащается. Это происходит, он целует меня.
Его большой палец ласкает мою щеку, и он закрывает глаза. Я наклоняюсь ближе, почти прижимаясь губами к его губам, и тогда он говорит.
— Нам нужно поспать, Милла.
— Хорошо, — говорю я, отстраняясь со слезами на глазах. — Хорошо.
16 Лет
Я до этого момента никогда не знал, что такое кайф. Я думал, что гонки — это кайф, но видеть Камиллу на пассажирском сиденье моего BMW во время гонки — это выше всяких похвал. Возможно, это как-то связано с тем, что это запрещено. Мы должны были убедиться, что Лео не будет на этой гонке, но поскольку я не собирался быть сегодня вечером в парке, то пригласил ее. Я не думал, что она сделает это — что пойдет на такой огромный риск только для того, чтобы провести со мной время.