Запятнанная кровью ложь

Руби Шай

— Как?

— Я собираюсь жениться на тебе. — Его глаза сверкают, когда он произносит это. — Я обещаю тебе, я сделаю так, чтобы это произошло.

— Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, — шепчу я.

— Я когда-нибудь подводил тебя, принцесса?

— Никогда.

— И я никогда этого не сделаю.

Я

быстро смотрю в его серебристые глаза и не могу остановиться. Он выглядит так, будто ему больно, но, прежде всего, кажется, что он говорит искренне. Он сейчас серьезно?

— Ты серьезно, Ник?

Он хватает мою руку и прижимает к своей груди.

— Серьезно, как сердечный приступ. — Мои губы кривятся, и я хихикаю, что заставляет его присоединиться. — Так что?

— Что мне с этого, детка?

— Например, я буду боготворить землю, по которой ты ходишь. — Он улыбается. — И свобода.

— Свобода? — Что это? У меня никогда такого не было. Никогда о таком не слышала.

— Я не буду ограничивать тебя, Камилла. — Я сжимаю руку на его груди, впиваясь ногтями. — Ты можешь быть…собой.

Мое сердце подпрыгивает в груди при этих словах. Мягко говоря, заманчиво, когда тебе предлагают свободу в обмен на что-то, что звучит как кандалы. Запретный плод — это всегда то, чего ты хочешь больше всего. И я хочу его больше, чем когда-либо кого-либо. Но это то, что мне нужно? Что мне следует делать?

— Я… подумаю об этом.

— Ну, не тяни слишком долго, solnyshko. — Он улыбается. — Предложение остается в силе только до завтра.

Его подмигивание заставляет меня рассмеяться. Конечно, он ставит мне жесткие сроки.

— Кстати… — Я обхватываю его щеку и провожу пальцем по подбородку. Он закрывает глаза, и его ноздри раздуваются, когда он наклоняется навстречу моему прикосновению. — Что значит «solnyshko:?

— Это заняло у тебя достаточно много времени. — Глаза Николая распахиваются, и улыбка растягивает его губы, освещая все лицо. Он наклоняется, наши лица оказываются на расстоянии одного вдоха, и шепчет мне в губы. — Мое маленькое солнышко.

Мое маленькое солнышко.

Не могу поверить, что он так меня называет. На этот раз я та, кто сокращает расстояние между нами, целуя его так, словно в последний раз. Потому что это вполне могло быть. Я должна поговорить со своим отцом, и кто знает, что тогда произойдет. Но сейчас я вкладываю все свои чувства в этот поцелуй, все свое сердце.

Грохот басов отдается эхом по моему телу, отчего оно вибрирует. Я потягиваю стакан с водкой в руке, но все еще чувствую гул глубоко в костях. Ник, с другой стороны, напивается.

Мы в доме Дьяволо,

и ему, похоже, здесь очень комфортно. Обычно он не опускает руки до такой степени, чтобы потерять контроль. Но вот он здесь, делает именно это, и я не могу сказать, что мне противно. Он выглядит… в некотором смысле умиротворенным. Как будто все его заботы растаяли, и с его плеч свалился тяжелый груз.

Он ведет себя так из-за смерти своего друга? Или это что-то другое? Я намерена выяснить, что его так взвело, что он обратился к алкоголю, чтобы почувствовать себя лучше. Это так на него не похоже, что мне хочется встряхнуть его, хотя одновременно я хочу повеселиться с ним.

— Почему ты так смотришь на меня, принцесса?

— Ты в порядке? — Я пытаюсь перекричать музыку, не зная, слышит ли он меня вообще.

— Нет.

Я так и думала, но то, как он произносит это, вызывает укол боли, пронзающий меня насквозь. Я хочу помочь, быть рядом с ним. Но он не позволяет мне — он никогда этого не делает.

— Ты слишком пьян!

— Это вопрос? — Он смеется, и у меня мурашки бегут по спине. — Конечно, да.

Схватив его за руку, я тащу его к лестнице. Он упирается ногами и не дает мне потащить его за собой.

— Давай. Пойдем. Ник.

— Я здесь еще не закончил. — Он отвечает, делая еще один большой глоток своего напитка и ставя пустой стакан на стол справа от себя. Затем он берет следующий и осушает его, морщась, когда снова смотрит на меня. — Мне нужно почувствовать себя лучше.

— Я заставлю тебя почувствовать себя лучше, детка, — обещаю я ему. — Просто… Давай пойдем в твою комнату, хорошо?

Он медленно кивает и улыбается, по-видимому, довольный тем, что алкоголь разрушает его организм.

— Прекрасно.

Я снова тащу его к лестнице, и на этот раз он охотно следует за мной. Он шатается и спотыкается о ступеньки, и мне требуется вся моя сила, чтобы удержать его на ногах. Он намного крупнее меня, намного тяжелее. Черт возьми, он огромный.

— В чем твоя проблема? — Спрашиваю я его, закрывая за нами дверь, когда мы входим в его комнату. — Что случилось? Почему ты напиваешься?

— Только сегодня утром я признался в убийстве твоего брата, Камилла. Разве этого недостаточно, чтобы кто-то совсем запутался?

— Для меня это не новость, Ник. — Я вздыхаю, садясь на кровать. Он садится рядом со мной, попутно взбивая матрас. — Почему ты так переживаешь из-за этого? Теперь ты знаешь, что я в курсе.

— Потому что, Камилла. Ты мне… действительно нравишься. Я все еще не могу избавиться от чувства вины за то, что нажал на курок. Я все еще вижу его лицо, когда выстрелил. Это преследует меня.

— Не говори так, Ник. Не говори о нем.

— Я должен, Милла. — Он шмыгает носом. Когда я смотрю на него, по его лицу текут слезы. — Расскажи мне о нем секрет. Доверься мне. Скажи, какие кошмары не дают тебе избавиться от боли.