Запятнанная кровью ложь

Руби Шай

— Если все в порядке, тогда почему я должна ждать, пока ты постучишь семь раз?

— Потому что я не хочу, чтобы он приходил в мой дом без приглашения. — Я вздыхаю. — Я не знаю, как он воспримет новость о нас.

Камилла медленно кивает, по-видимому, понимая. Я уверен, что она понимает, учитывая, что ее отец выйдет из себя, когда узнает, что мы натворили. И, скорее всего, от моего отца, если я правильно догадываюсь. Олег никогда бы не стал держать это при себе; он никогда бы не защитил меня.

— Хорошо, детка, — отвечает она.

— Запри дверь.

Я закрываю за собой дверь и иду

к машине отца. Он определенно ждет меня, потому что, когда я подхожу ближе, он уже смотрит в мою сторону с холодной улыбкой на лице, которая больше всего напоминает насмешку. С тех пор как я стал избегать его, показал, что ненавижу его и не хочу иметь с ним ничего общего, он отвечал мне взаимностью. С тех пор как мне исполнилось десять лет, он относился ко мне как к мусору и с презрением. Мне не следовало ожидать от него большего, но он мог бы, по крайней мере, попытаться улучшить ситуацию. Он не испытывает угрызений совести и считает, что то, что он сделал, простительно. Даже то, что он не сделал ничего плохого. Что это было его право оборвать ее жизнь.

Он опускает стекло еще до того, как я подхожу достаточно близко, и говорит:

— Садись.

— Отец, — начинаю я, закрывая за собой дверь и устраиваясь поудобнее на пассажирском сиденье. Это может занять некоторое время, но, надеюсь, нет. — Чего ты хочешь?

— Ты добил свои пятьдесят монет?

— Вот мои монеты.

Мы сидим в тишине, пока он считает их, а затем кивает.

— Хорошая работа.

Он что, только что похвалил меня?

— Спасибо, — отвечаю я. — А теперь, если это все, я должен уйти.

— Правильно.

— Кстати, — говорю я ему, выходя из машины. — Теперь у меня есть жена.

Его глаза расширяются в темноте машины, и он включает свет.

— У тебя есть что?

— Жена. Камилла Де Лука.

— Ты сошел с ума, парень. — Он усмехается. — Маттео убьет тебя.

— Может быть. — Я пожимаю плечами. — И это будет стоить того, даже если он это сделает.

Я закрываю за собой дверь и возвращаюсь в квартиру, постучав в дверь семь раз. Только после этого, Камилла открывает дверь с облегченной улыбкой на лице, и я решаю, что для меня этого достаточно.

Она — это все, что мне нужно.

Балет «Лебединое озеро» намного сложнее, чем я думал. Девушки в фиолетовых платьях из тюля, а парни в трико. Немного странно наблюдать, но мы здесь. Такое ощущение, что представление будет длиться вечно, особенно когда все танцуют вместе, а моей девочки нигде не видно. Я даже не сказал ей, что буду здесь, но каким бы я был мужем, если бы не пришёл?

Ее друзья восприняли новость намного лучше, чем я думал, и, на самом деле, они принимают ее сейчас. Мы встречались несколько раз с тех пор, как сообщили им новости, и это было намного лучше, чем первая встреча. Больше никаких язвительных комментариев, или, по крайней мере, не так много.

Семья Камиллы пока не знает, но у меня такое чувство, что очень скоро все изменится. У нас есть планы рассказать им все вместе через несколько дней на ужине, который она устроила именно по этой

причине в очень людном месте, но, может быть, только может быть, моя догадка верна, и кто-нибудь другой разоблачит меня прежде, чем у нас появится шанс рассказать им. Мой отец, например. Такое чувство, что меня по-настоящему трахнут, если это произойдет, может быть, даже убьют.

Но это того стоит.

Я бы все сделал для Камиллы.

Камилла, наконец, выходит на сцену после очень долгих тридцати минут. На ней красивое короткое платье из белого тюля. Кажется, что оно парит. Это жесткость, противоположная ее плавным движениям. Ее руки как крылья, и она грациозно двигает ими вверх и вниз, как будто она взмахивает крыльями. Даже корона, которую она носит, имеет форму головы настоящего лебедя.

После недолгого контакта со своим партнером по танцам, от которого у меня кровь закипает от ревности, она исчезает и приводит с собой около двадцати других девушек. Еще почти через десять минут она снова выходит и встречается со своим партнером на сцене, вставая на цыпочки в туфлях и кружась. То, как он хватает ее за талию, манипулирует ее телом и прикасается к ней, вызывает у меня желание свернуть ему шею.

Это просто танец.

Они партнеры по танцам.

Вот и все, вот и все.

Она все еще моя.

То, как она подпрыгивает в воздухе, даже когда его руки обнимают ее за талию, завораживает. Ее кружение также гипнотизирует, и она не прошла и половины представления. Нам все еще предстоит увидеть ее в роли черного лебедя.

Ее партнер по танцам поднимает ее в воздух, пока она не оказывается вниз головой у него на спине, одна ее нога полностью выпрямлена, как будто она садится на шпагат, и это так грациозно, что я не понимаю, как ей это удается. Очевидно, я недооценивал балет все это время. Хотя я и видел ее тренировки в студии, это не идет ни в какое сравнение с наблюдением за ее выступлением. Даже близко.

У нее соло, и все это время кажется, что она парит, ее руки поднимаются над головой, а тело кружится по сцене. Остальные девушки выстроились по обе стороны сцены, совершенно неподвижные, как статуи, и остаются там, когда она останавливается и кланяется зрителям, которые разражаются бурными аплодисментами.

Еще через несколько минут Камилла возвращается с точной копией своего белого платья, только черного цвета. Даже корона у нее черная, и в этом цвете она выглядит еще лучше. Или, может быть, я так думаю, потому что ей явно нравится этот цвет больше, учитывая, что это единственный цвет, который она носит, когда танцует. Она снова грациозно парит по сцене и возвращается к своему партнеру, который затем помогает ей кружиться.

Она невероятна.

Примерно через десять минут представление заканчивается, и все хлопают ей. Я сижу в первом ряду, и ее глаза притягиваются к моим, как противоположные стороны магнита. От ее взгляда меня словно ударяет током, и она прижимает руку ко рту, чтобы прикрыть вздох. Она не ожидала, что я буду здесь. Она решила, что я забуду об этом или просто решу не присутствовать, но я здесь и доказываю ее неправоту. Я имел в виду то, что сказал, и она важна для меня больше, чем кто-либо другой.