Застывший огонь
Шрифт:
Еще в кармане у Фрэнка лежали новые документы. Янг Бристоль клялся, что они были настоящие. Роджер Форсайт — так звучало новое имя Фрэнка Горовца. Оно ему нравилось, но казалось каким-то излишне литературным. Впрочем, родителей и документы не выбирают, поэтому следовало носить и предъявлять то, что было.
Тяжелый автомобиль с совершенно новым, плохо отрегулированным движком мчался по одному из шоссе Чипиеры. За рулем сидел старый знакомый Фрэнка — Динго Арчибальд. За время службы у Янга он стал выглядеть гораздо представительнее
Фрэнк считал Арчибальда порядочным парнем, ведь как-то раз он даже попросил у Горовца прощения за то, что заложил его Янгу. Фрэнк его сразу простил — он знал, как сильно Динго боялся Бристоля.
Шоссе вышло за городскую черту, и все мусорные заводы остались позади. Вместе с ними исчезли и неповоротливые мусоровозы, и без них шоссе оказалось достаточно широким и свободным.
— Сколько нам ехать, Дингс? — спросил Фрэнк.
— Двадцать минут, сэр, — ответил Арчибальд. Фрэнк отметил, что Динго зачислил его в разряд начальников. Он сказал «сэр», а это подразумевало выполнение некоторых просьб и даже приказов.
Отходившие влево и вправо второстепенные дороги быстро разрядили движение, и вскоре автомобиль Фрэнка оказался в полном одиночестве.
— Прибавь газу, Динго, — предложил Горовиц.
— Не могу, сэр, все, на что способна эта «таратайка», я уже выжал, — пояснил Арчибальд.
«Понятно — в автомобилях он полный нуль…» — отметил Фрэнк.
— Тогда поставь регулятор охлаждения топлива на пять градусов выше… — сказал Горовиц.
— Но, сэр, на перегретом топливе мы поедем еще медленнее.
— Ты слушай, что я говорю, Динго, — с нажимом и легким раздражением добавил Горовиц. — На этом движке поганые датчики. Они все время врут…
— Хорошо, сэр, — пожал плечами Динго и сделал, как советовал Фрэнк. Спустя полминуты двигатель стал набирать обороты. — А ведь и правда! — обрадовался Динго.
— А ты думал, я тебе вру? — довольно усмехнулся Фрэнк. Теперь в сознании Динго отложился тот факт, что Рэй Кертис всегда говорит дело и его следует слушать.
Последние километры шоссе были не так разбиты машинами, и Горовиц даже позволил себе задремать. Когда Динго стал сбрасывать скорость, Фрэнк открыл глаза.
Уродливые постройки порта высились до самых облаков, и по усвоенной на Хингане традиции Фрэнк предположил, что раньше это был телевизионный комплекс со всякими там башнями и антеннами. Однако предположения Фрэнка опроверг Динго Арчибальд:
— Вам нравится, сэр? Раньше здесь строили развлекательный комплекс с сумасшедшими горками и мачтами для планеров, а потом переделали все в космопорт.
— Здорово… — кивнул Фрэнк.
Взлетные площадки не были огорожены, и он уже издалека увидел единственный челнок, сиротливо сидевший на бетонных плитах. Из щелей между плитами пробивались бодрые сорняки, и создавалось впечатление, что судно находится посреди поля.
Динго подрулил к главному входу, возле которого
— Если что, Динго, я надеюсь на тебя и твоих людей…
— Что, сэр?
— Тебе я верю, а Янгу и Адольфусу Ремеру нет. Понял?
— Да, сэр, — кивнул Динго, и его большая спина ссутулилась.
— Никого не бойся, парень. Если мы вместе, то нам никто не страшен.
— Да, сэр, — повторил Арчибальд. Он вытащил чемодан Фрэнка и захлопнул дверку.
— Сколько на «Ульрихе» твоих людей? — не отставал Фрэнк.
— Они все подчиняются Янгу.
— Это я знаю. Формально они подчиняются Янгу, однако среди них есть верные тебе люди, которые в случае необходимости будут выполнять твои приказы, а не Янга Бристоля. Я прав?..
Динго не ответил и начал проверять замки на дверях.
— Послушай, Динго, ведь это ты сдал меня Янгу, а не я тебя. Так чего же ты боишься?
Динго осторожно покосился на здание порта и тихо ответил:
— Да, сэр, такие люди найдутся.
— Сколько?
— Пять человек…
— Вот и отлично. Давай мой чемодан и пойдем, а то нас, наверное, уже заждались. Если Янг спросит, о чем мы разговаривали, скажи, что я просил достать мне пистолет…
Когда Фрэнк в сопровождении Динго вошел в здание порта, он сразу увидел небольшую очередь из пассажиров возле бюро таможенной службы. Людей было немного — человек двадцать, однако очередь двигалась очень медленно.
Каждого пассажира усаживали в специальное кресло и снимали показания, точно так же, как когда-то снимали показания с Фрэнка. Процедура была простой, однако некоторые клиенты были еще бестолковее, чем сами таможенники, и оттого идентификация растягивалась на очень долгий срок.
— Фарон Баргхауз?.. — спросил таможенник, заглядывая в документы.
— Да, это я.
— Займите, пожалуйста, кресло, — указал таможенник.
— Простите, а это не опасно?
— Нет, — начат раздражаться чиновник, — я, например, получаю от этого удовольствие…
— Правда? Ну тогда я сяду… — согласился пассажир.
— Теперь прижимайте лицо к бициклеру… — приказали пассажиру.
— К чему? — не понял тот.
— Свое лицо вот к этой штуке, — пояснил другой таможенник, потому что первый уже не мог нормально разговаривать.
— Вот к этой?
— Да, к этой.
— А это не опасно?..
Таким образом, свободного времени было предостаточно, и Фрэнк от скуки посматривал по сторонам. В одном месте он приметил попивавшего «колу» Эскота Леви. В другом конце зала, причем уже за таможенным барьером, в глаза бросилась шляпа Адольфуса Ремера.
По-видимому, вся компания была уже в сборе и с нетерпением ожидала, когда наступит очередь Фрэнка. Вероятно, они считали, что он блефует и никакого иммунитета от таможенной идентификации у него нет.