Затерянные в Полынье
Шрифт:
– Понимаю. Но если когда-нибудь у нас будет введено звание «Заслуженный идиот России», то ты будешь одним из первых претендентов, – ответил Марков.
Я не стал спорить. Но одного я не мог понять: как кукла оказалась здесь, на веранде? Ведь после того случая с Мишкой-Стрельцом я выпустил из нее воздух и унес в свою комнату, засунув в платяной шкаф. Кто вновь «оживил» ее и притащил сюда? Никто из моих друзей не знал, что у меня имеется эта штука. Кроме Милены.
Мы вернулись в комнату. Я тащил за собой куклу, ухватив ее за ногу, и голова
– Это все твои проделки? – прошипел он в мою сторону. – Завтра же мы уедем отсюда!
– Да будет… будет вам, – попытался я их успокоить, а Марков грозно произнес:
– Вадим, убери эту свою гадину куда-нибудь подальше. У меня самого мурашки по коже бегают.
Куклу я вновь засунул в платяной шкаф, а дверцу еще и запер на ключ. Теперь не выберется. Если только вновь ей не помогут это сделать. Вскоре пришла Милена, держа в руке зажженную свечку.
– Маша успокоилась, – сообщила она. – Твои шутки порой заходят слишком далеко.
– Да не делал я этого! – разозлился я.
– А кто же?
– Не знаю! Может быть, здесь, в Полынье, климат такой – неодушевленные предметы оживают. А что? Сидела она себе в шкафу, надоело, встала и пошла погулять…
– Не глупи. Давай лучше ложиться спать. Все уже разошлись по своим комнатам.
Но нас ожидал еще один сюрприз… Едва Милена откинула одеяло, как в ужасе отшатнулась и прижалась ко мне. На простыне лежала гадюка. Судя по всему, та самая, которую притащил с болота Марков.
– Только, ради бога, не ори! – произнес я. – У меня уже уши болят от ваших криков. Вот сейчас я точно набью кому-нибудь морду!
– Он же знал, как я боюсь змей, – чуть не плача, сказала Милена. – Ведь специально нам подсунул!
Я выскочил из комнаты, а Милена поспешила за мной. Маркова мы застали уже лежащим в постели. Тепленького. Я рывком сорвал с него одеяло.
– Ну что там опять случилось? – рассвирепел он. – Вы дадите мне когда-нибудь спать или нет?
– А ты пойди погляди, что у нас в постели валяется! Зачем ты нам гадюку подбросил?
– Какую гадюку? – Марков недоуменно уставился на нас, потом полез к тумбочке, открыл дверцу и вытащил свой болотный трофей. Теперь пришел черед удивляться нам.
– А… там? – Милену била мелкая дрожь.
– Пошли посмотрим, – деловито предложил Егор, натягивая джинсы. – Но если вы меня разыгрываете, – берегитесь!
Мы вернулись в нашу комнату, и я посветил фонариком на постель. Змея в точности походила на ту, которая лежала в тумбочке Маркова. Впрочем, все гадюки выглядят одинаково. Но вдруг… она шевельнулась… приподняла узкую головку. Изо рта высунулось жало…
– Назад! – скомандовал Марков, отстраняя меня и Милену. – Чертовщина какая-то… Может быть, это хахаль той, моей, и приполз к своей подруге?.. Такое бывает, вспомните Киплинга. Сходить, что ли, за пистолетом?
– Не надо устраивать в моем
Я осторожно, бочком, подошел к постели и снова набросил на гадюку одеяло. Мы услышали тихое шипение. Затем я нагнулся и вытащил из-под кровати один из мечей. Поднял, держа обеими руками.
– Егорушка, по моему сигналу откидывай одеяло, – шепотом произнес я. – Раз, два, три!
Одеяло взметнулось вверх, а я с размаху ударил мечом по узкой ленте, разрубив гадюку пополам. Обе половинки змеи продолжали извиваться, а Милена, глядя на них, громко вскрикнула. Не удержалась все-таки… Через некоторое время гадюка издохла, как-то свившись в два клубка. А в нашу комнату уже заглядывали разбуженные Барсуковы. Если, конечно, они вообще ложились.
– Что это? – прошептала Маша.
– Змея… – Я подцепил кончиком меча обе половинки и выбросил их в открытое окно.
– Откуда? – спросил Сеня.
– Кто ж знает? Спроси что-нибудь полегче.
Я бы сейчас охотно поверил версии Маркова, что муж приполз к своей мертвой возлюбленной. Это было бы красиво и поэтично, но… Слишком многое подсказывало мне, что гадюку именно подложили в нашу постель. Возможно, даже каким-то образом усыпив ее на некоторое время. Чтобы мы также приняли ее за мертвую, взяли в руки. И тогда…
Все события этой сумасшедшей ночи складывались в одну цепочку: первоначальный жуткий крик, который не принадлежал никому из нас, когда Марков погасил свечи; перевернутый подсвечник над журналами, грозящий запалить дом; кукла на веранде, пришедшая туда «своими ногами»; наконец, эта гадюка…
– Я сегодня ни за что не усну! – объявила Маша.
– А я больше никогда не лягу в эту постель, – добавила Милена.
– Ладно, будите Комочкова, – сказал я. – Нужно сообщить вам одну очень важную вещь. Бессонная ночь продолжается.
… Когда все мы собрались в зале (кроме Ксении, которую не стали будить, – да это было бы и бесполезно), я рассказал им все, что произошло со мной в поселке Полынья за последнюю неделю. Поведал о своих подозрениях по поводу смерти деда, о попытках меня запугать, а позже – убить на спиритическом сеансе. О таинственном сожителе в нашем доме, о беглом убийце, о Волшебном камне и Девушке-Ночи (не упомянув лишь о моей встрече с нею). О Намцевиче и докторе Мендлеве, о проповеднике Монке и пекаре Раструбове, о тетушке Краб и всех остальных людях, с которыми меня свела судьба в этом аномальном месте…
Даже упомянул об исчезнувших тетрадях деда, которые, теперь я понимал это, могли играть важную роль во всей этой таинственной истории, отдающей мистикой и хладнокровным практицизмом. Я почему-то не сомневался, что за всеми загадочными событиями стоят реальные люди. И Марков с его трезвым аналитическим умом сыщика был единственным человеком, который согласился со мной.
– Деда убили – ясен пень, – подытожил он. – И нам нельзя уезжать отсюда, пока мы не распутаем весь этот змеиный клубок.