Затмение: Полутень
Шрифт:
Рядом шевельнулся огромный, грузный, как медведь, Стейнфельд: как мог, потянулся в тесноте гробообразной кабины, подмигнул Остроглазу.
— Скоро найдём укрытие, Остроглаз, — пробормотал он.
Торренс услышал, как говорит:
— Не зови меня больше этой кличкой. Зови меня Торренс. Или Дэн.
— А?
Стейнфельд посмотрел на него, но вопросов задавать не стал, а только пожал плечами.
— Ладно, Торренс, о чём бишь я? Спутники нас заметят. Новые Советы посчитают нас натовцами, натовцы увидят, что у нашего транспорта нет допуска в эту зону, но спишут это дело на какие-нибудь проделки фашиков.
Голос его был хриплым от усталости.
Торренс
— Но ты знаешь эти места?
Стейнфельд покачал головой.
— Конкретно этот участок — нет. Я надеюсь, что мы едем в нужном направлении.
Грузовик, следовавший за ними, издал короткий гудок.
Торренс похолодел, но потом его обдало волной адреналинового возбуждения. Они бы не сигналили попусту.
Он глянул в зеркальце с пассажирской стороны.
— Остановились. Такое впечатление, что застряли?..
Стейнфельд пробормотал проклятие на иврите и свернул к скале. Остановился, двигатель глушить не стал, так что в холодный воздух и дальше поднимались плюмажи выхлопа; выпрыгнул из кабины и пошёл посмотреть, что творится. Между скалой и пассажирским сиденьем места вылезти не хватало, поэтому Торренс перелез на водительское сиденье и оттуда спрыгнул на землю, благодаря небеса за предлог размяться.
Вторым грузовиком управлял Левассье. Он стоял в свете фар, о чём-то споря по-французски с крупным лысым алжирцем: этого партизана НС Торренс почти не знал.
Левассье взял слишком близко к восточному краю дороги. Тут дорожное полотно сильно пострадало от зимней непогоды и ударных волн более ранних взрывов ракет «воздух-земля». Под левой передней шиной оно раскрошилось, и грузовик стал заваливаться в ущелье. Алжирец (Торренсу не выпало случая узнать, как его зовут) говорил — насколько мог разобрать Торренс, — что Левассье нужно просто вырулить обратно на дорогу. Размашистые ответные жесты Левассье словно говорили: «Во имбецил-то!»: под задними колёсами грузовика был лёд, поэтому назад они бы не вырулили, а с куда большей вероятностью соскользнули бы под откос окончательно.
Стейнфельд сидел на корточках, осматривая задние колёса грузовика Левассье.
Торренс приподнял брезентуху и заглянул в кузов грузовика, где ехали они со Стейнфельдом. Клэр сидела, прислонившись спиной к стенке, и смотрела во мрак. Он глянул на Бонхэма, ещё одного беженца из Колонии: тот свернулся в спальном мешке и сопел в две дырки клювообразного носа, раскрыв широкий рот. Убедившись, что Бонхэм не рядом с Клэр, Торренс снова поглядел на неё. Она не вернула взгляда. Он только понял, что глаза её открыты, и она смотрит во тьму, сверлит взглядом пол кузова. Моргает, но смотрит.
Почему она не спит? Почему сидит тут во тьме и смотрит в никуда?
— Торренс! — крикнул Стейнфельд.
Торренс отошёл к Стейнфельду. По дороге он метнул взгляд в небо, мимолётно задумавшись, не наблюдают ли за ними. Не случится ли там пролететь патрульному самолёту Второго Альянса. Или Новых Советов. Или НАТО.
Тут все были их врагами.
Стейнфельд произвёл Торренса в капитаны. Ни погонов, ни вообще каких-либо знаков отличия у него не было. Он носил синие джинсы, пилотскую куртку и чёрные альпинистские ботинки. Но Уиллоу, Кармен и третий, испанец, которого звали Данко, немедленно повиновались его приказу:
— Вы трое берите АГС и ручные гранатомёты. Следите за небом.
Торренс прошёл дальше: там Стейнфельд с Бёрчем спускали с заднего борта третьего грузовика тяжёлую эвакуаторную цепь. Бёрч был крепкий угрюмый негр из Центральноафриканской Народной Республики. Он носил парку и очки в проволочной оправе.
Не
— Торренс, давай сюда кого-нибудь, чтоб зацепили эту хрень.
Когда прошло полчаса, они всё ещё безуспешно пытались вытащить застрявший грузовик. Там было оружие. В других грузовиках разместить штабеля ружей и ящики патронов не удалось бы, а бросать этот груз Стейнфельд не хотел, поэтому они продолжали сражаться с тяжестью нескольких тонн зависшего на краю обрыва металла. Торренс присоединился к тем, кто тянул грузовик, и порезал себе руки цепью. Пальцы у него ныли от холода, костяшки начинали кровоточить. Тени отступали перед синевато-серым светом; как ни слаб он был, а жечь фары больше не надо. Солнце выбиралось из-за края скалы; Торренсу в полубреду усталости мерещилось, что это не скала, а чуть скошенный куклуксклановский колпак. Макушку чуть ощутимо начинало пригревать.
Они не рисковали слишком откатывать грузовик, на котором была закреплена цепь, чтобы тот тоже не соскользнул в пропасть. Поэтому и тянуть в полную силу с его помощью не могли.
Стейнфельд остановился поразмыслить.
— Разгрузите всё нужное; грузовик повернём, удвоим тягу. Надеюсь, это поможет.
Торренс отдал приказы. Он то и дело поглядывал в небо или на первый грузовик, думая, как там Клэр. Смотрел на суровые горные склоны; слушал переговоры товарищей — в горном безлюдьи голоса их казались какими-то жестяными, растерянными. Думал, что в иной обстановке наслаждался бы пребыванием здесь — пейзажем, головокружительной чистотой утреннего горного воздуха... а теперь это всего-навсего очередной трудный участок пути, где они застряли и попусту тратят время...
Он услышал далёкое буханье. Удары были слабые, едва слышные, но зловещая регулярность подсказывала, что это не естественный звук.
Он огляделся, хмурясь и пытаясь определить направление на звук. Остальные продолжали разгружать боеприпасы. Тут звук повторился, став громче.
Он почувствовал, как сжало голову, и на затылке волоски встали дыбом. Оглянулся на Кармен, увидел, что та стоит, прислонясь к валуну, с заряженным гранатомётом в руках. Она тоже смотрела в небо и хмурилась. Он пошёл к ней.
Стейнфельд крикнул:
— Торренс, ты куда?
Торренс открыл было рот для ответа, но ответ застрял в горле, когда Кармен подняла руку, и он увидел, куда она показывает.
Три летательных аппарата. Самолёт в сопровождении пары вертолётов. Они летели в тесном строю, надвигаясь с востока над иззубренным горным карнизом. До них оставалось ещё немногим больше четверти мили, и это расстояние сокращалось. Самолёт напоминал новейшие «стеле»-модели скакораблей класса «Гончий пёс»: бесструктурно-чёрный, корпус треугольный, на заднем конце загибается кверху, не слишком быстрый, но манёвренностью не уступает вертолётам и оттого смертельно опасен. По обе стороны от скака летели автокоптеры американского производства, с боковыми винтами и минипушками калибра 7.62. Эти аппараты могли осыпать цель шестью тысячами снарядов в минуту.
Он хотел было выкрикнуть предупреждение, но Кармен уже стреляла: другие теперь тоже заметили. Левассье смотрел в ту сторону через полевой бинокль. Наверное, углядел под крыльями скака кресты Второго Альянса с характерной чёрно-серебристой каймой, потому что вскричал:
— ВА!
Теперь они ясно слышали шум вертолётных винтов и рёв скака. Для самолёта скак был не слишком быстр, но приближался.
Может, подумал Торренс, они нас за натовцев примут, завидев армейские грузовики.