Затмение: Полутень
Шрифт:
Склон скалы над головой Торренса успели равномерно выкрасить в красный цвет. Краска была ещё влажная, свежая. Он долго смотрел на неё и пришёл к выводу, что это кровь.
Оторванная в локте мужская рука валялась рядом на снегу; пальцы руки были искривлены так, словно обладатель её перед смертью играл на фортепиано. Кожа была синевато-белая.
В ушах хихикало, шипело и лязгало.
Потом над ним склонились Кармен и Уиллоу. Лица их были искажены, словно на снимке через «рыбий глаз». Уиллоу выглядел как обычно: тощий бритт с соломенными волосами, плохими зубами и постоянным подозрительным выражением лица. Долговязая Кармен, в армейской лыжной
— Ты ничего не сломал, бро? — спросил Уиллоу. При каждом слове из его рта вырывались клубы пара.
Торренс обдумал вопрос. Он решил, что Уиллоу говорит о повреждениях костей, и эксперимента ради шевельнулся. Движения принесли боль и головокружительную тошноту. Но ничего подобного ослепляющей боли от переломов.
— Думаю, я в порядке. Я просто... торможу слегка.
— С тобой всё будет окей, — заверила его Кармен.
Истерический смех Клэр прекратился; теперь девушка сидела молча, покачиваясь от боли. Кармен наложила ей жгут, промыла и продезинфицировала рану лекарствами из своей аптечки. Клэр шипела сквозь стиснутые зубы.
— Рана скверно выглядит, но неглубокая, — сказала Кармен. — Артерия цела. Ничего не застряло. Выглядит хуже, чем на самом деле.
Торренсу не хотелось шевелиться. Если ему чего и хотелось, так это прилечь. Остаться здесь. Наверное, поспать.
Он, наверное, что-то такое пробормотал вслух, потому что Уиллоу ответил:
— Мы там лагерь раскинули выше по проходу. Если тут заснёшь, бро, то больше не проснёшься.
Уиллоу помог ему подняться. Торренс застонал.
— Скак... — просипела Клэр.
— Улетел, — сказала Кармен. — Думаю, ему досталось, когда взорвался второй коптер. Но он вернётся. Они вернутся. Грузовиков нет. На дорогу не сунуться. Стейнфельд говорит, надо в горы подняться и спрятаться там.
Остров Мерино, Карибы
Джек Смок постучал по широкому, тонкому, как вафля, компьютерному монитору и сказал:
— Они где-то тут... в десяти милях на северо-восток от итальянской границы.
На плече Смока при каждом его движении слегка топорщил перья крупный ворон с блестяще-чёрным оперением.
Уитчер, стоявший рядом, хмуро разглядывал карту на экране. Кивнув, он отстучал на клавиатуре терминала команду, увеличившую маленький сегмент карты. Сегмент заполнил весь монитор.
— Но тут ничего особо нет. Ни деревень, ни... только дорога...
— И это на большой высоте, прикрытия никакого, не считая скал. Они беззащитны.
Смок и Уитчер были в командном центре места, которое именовали Домом. В основательно укреплённой всемирной штаб-квартире Нового Сопротивления, на острове Мерино где-то между Кубой и Антилами. Стены душного помещения были толстые, давящие, выкрашенные белой краской, и на сером бетонном полу застыли брызги краски там, где маляры поработали небрежно; комнату заполняло оборудование из белого и чёрного пластика или алюминия, и кое-где приходилось изворачиваться и протискиваться между корпусами устройств электронного слежения. В двух концах комнаты у мониторов системы спутниковой связи сидели два инженера, отслеживая перемещения войск НАТО, ВА и Нового Советского Союза, и поддерживали контакт
Смок молча проклинал боязнь кондиционеров, характерную для Уитчера. Стоило упомянуть при Уитчере кондиционеры, как тот начинал мрачно проповедовать о «смертоносных мутациях легионеллы». Но Смок начинал свыкаться с проявлениями уитчеровой ипохондрии: человек этот с лёгкостью ртути перетекал из ипостаси экспансивно-раскованной в обличье мрачного замкнутого бурчали. Уитчер был ангелом-хранителем Нового Сопротивления, миллиардным спасательным кругом, и если эксцентричность каким-то образом оттолкнёт его от поддержки НС, движение, скорее всего, погибнет.
Смок считал, что они слишком зависят от Уитчера. Вероятно, Стейнфельду следует несколько дистанцироваться от него, заручившись сторонней поддержкой.
— Смок, — внезапно произнёс Уитчер, — а как там мальтийцы? Мы могли бы сбросить кого-нибудь с воздуха.
Смок покачал головой.
— И получим очередную группу бойцов НС в окружении врага. Мы слишком малочисленны, чтобы помогать Стейнфельду таким образом. Если сбрасывать туда людей, то с большой высоты, а воздушное пространство там отслеживается тремя армиями. Были бы у нас вертолёты, что-нибудь достаточно компактное, чтоб проскользнуть мимо их радаров, но вместительное для сорока человек...
Он пожал плечами.
Уитчер скорчил гримасу.
— Мы пытались.
Он отрядил туда корабль, замаскированный под танкер, с шестью коптерами на борту в нефтехранилищах. Одного из американских оперативников НС схватили и допросили под экстрактором. Этот человек знал про танкер, поскольку надзирал за возведением фальшпереборок. Экстрактор, созданное усилиями молекулярной биологии устройство для считывания информации из человеческого мозга, рассказал ВА про танкер и его цель. ВА дёрнул за нужные ниточки, заявив, что танкером управляют террористы, и натовцы попросту затопили его в пятидесяти пяти милях к западу от Гибралтарского пролива.
— Возможно, стоило бы предпринять диверсию, отвлечь внимание ВА, — сказал Уитчер.
— Я об этом думал. Но мы перехватили их полевые переговоры. Они идентифицировали Стейнфельда. Они уверены. Он — их первоочередная цель.
— Ну и что нам делать?
— Надеяться, что Стейнфельд выберется сам.
— Хочешь сказать, что мы ничем не можем ему помочь?
— Похоже на то, — голос Смока был монотонен и лишён всякого выражения. Но он поднял руку и потрепал ворона по голове, словно утешая птицу.
Юго-Восточная Франция
Торренс проснулся под конец дня, но в пещере уже наступили сумерки. Пещера была узкая, глубиной от силы сорок-пятьдесят футов, с высоким потрескавшимся потолком, неустанно поглощавшим дым лагерных костров. Торренс сел и огляделся.
Он находился в дальнем конце пещеры, сидел на спальном мешке. Клэр лежала рядом на таком же мешке и спала. Ему захотелось потянуться, взъерошить ей волосы, но будить он её не хотел. Кроме того, они ведь никогда не занимались любовью, и подлинной физической близости между ними не было.