Заточённый ангел
Шрифт:
И священник ободряюще погладил его по плечу. У Анри сжалось сердце. Не то чтобы ему не нравилось ласковое обращение – он просто не знал толком, как на это отвечать.
– Только не подумайте, отец Жак, что я пришел жаловаться, – произнес он несколько резче и горделивей, чем хотел, и тут же пожалел об этом. Но Анри давно уже заметил, что этот кюре сам понемногу приучает его к фамильярности, спуская ему все нервные вспышки. – Ведь это же не исповедь. Просто… мне и правда надо выговориться… другу.
И он рассказал все. Начиная со вчерашней стычки с сестрами и заканчивая более чем странным видением в заброшенном доме. Отец Жак слушал внимательно, не перебивая, и его черные глаза делались все грустнее, а складка тонких губ – напряженнее.
– Я не понимаю, – тихо сказал он наконец, когда Анри, замолчав, вопросительно взглянул на него. – Я верю во многое, но не в родовую память, тем более что…
Тут священник осекся. Немного помолчал и продолжил:
– Этот старый дом… что-то связано с ним. Поразительно, но я не могу вспомнить. Какая-то мысль скользит в голове и тут же отдаляется… до чего же неприятное чувство!
– Я уверен, – произнес Анри медленно и четко, – что какие-то темные силы рядом. И запахи… они не дают мне покоя. Вы же не думаете, что я… сошел с ума?
– Нет, – серьезно ответил отец Жак. – Я так не думаю. Но ты очень неосторожен, мой мальчик. Понимаю, почему ты отправился в ночной клуб. Но не стоило связываться с той женщиной.
– Да уж… начните тогда с того, святой отец, что мне не стоило пить… вернее, хлестать в баре виски.
– Я не хочу читать тебе сейчас проповедь, понимаю, что ты не за этим пришел… но мне и правда не все равно, что с тобой происходит… сын мой.
– Вы замечательный духовный отец.
– Спасибо. Но я так не думаю.
Анри горько усмехнулся.
– А проповеди меня еще ждут в безмерном количестве. Когда вернутся родители, и сестры доложат им о моем плохом поведении. Мать неустанно, с утра до ночи, будет рассказывать, какой я грешник и как несладко мне придется в аду. Хотя никто уже не верит в ад с чертями и сковородками.
– Ад внутри нас, – негромко произнес отец Жак, и прозвучало это с такой болью, что чуткий юноша сразу же понял – в его устах это не просто фраза. – Луиза… твоя мама… слишком… как бы это сказать… перегибает палку.
– Это мягко сказано! – вновь вспылил Анри. – Мадам Делоне – фанатичка. Это болезнь, а не вера.
– Мне кажется, ты слишком суров к родной матери…
– Скажите еще, что непочтителен… Хотя да, очень непочтителен. А вам сейчас просто грублю. Простите, отец мой.
– С тобой и правда что-то происходит, Анри. Я вижу. По глазам… Просто успокойся сейчас. Понимаю, что тяжело, но попробуй. Однако же… ты разделяешь фанатизм и пылкую веру?
– Это разные вещи.
– В чем же главное отличие?
– Горячо верующий человек готов отдать за Бога собственную жизнь. Фанатик – чужую.
Отец Жак отвернулся, и Анри не увидел, как он изменился в лице.
– Значит, – проговорил кюре сдавленно, – ты считаешь, что твоя мать могла бы пожертвовать кем-то? Хотя бы тобой.
– Не знаю, – устало ответил Анри. – Меня она не любит. Просто не любит, и все. Такое бывает. И отец тоже… А сестры – те вообще ненавидят. В общем, – он вновь невесело усмехнулся, – все меня не очень-то жалуют, святой отец. Кроме вас.
– Во мне ты можешь не сомневаться, – кивнул священник. – А что до других… мы не способны читать в чужой душе. Кто знает…
– Не утешайте меня, пожалуйста. Я привык. И, в конце концов, у меня есть друзья. А это очень много!
– Хорошо, что ты так думаешь. Но как быть со всем остальным? С твоим виденьем? Что ты чувствуешь?
– Что это сродни откровению. Во время первой революции была полностью уничтожена младшая ветвь рода Делоне. Вроде бы последними погибли женщина и ребенок. Женщину звали Женевьевой, уверен, что именно она была в моем видении. А человек по имени Жозеф – явно представитель старшей ветви. Ему удалось эмигрировать, а после Реставрации вернуться и полностью восстановиться в правах. Я прямой его потомок… как же все это странно!
– Я помолюсь за тебя, как ты и просил, Анри. Но, пожалуйста,будь острожен. Если что-то тебя встревожит или напугает – сразу же позвони. Обещаешь?
Анри помолчал немного.
– Не знаю… – в его голосе прозвучало сомнение. – Лучше я приду на исповедь. Потому что иначе… мои проблемы – только мои.
– Ты забыл про Господа нашего Иисуса, сын мой. Он вряд ли откажется от твоих проблем. А я… я все-таки Его грешный служитель.
– Хорошо. Вы правы. Если что – я позвоню.
– Вот это верно, – кюре снова с отеческой теплотой прикоснулся к юноше, от чего тому опять стало чуть неловко. – Тогда я пойду, Анри. Ты еще побудешь в храме?
– Немного, да.
– Благослови тебя Господь, сын мой.
Перекрестив его, отец Жак скрылся в глубине нефа.
Анри подошел к большому распятью и долго-долго смотрел на мучительно реалистичное скульптурное изображение убиваемого Бога. Потом склонился и прикоснулся губами к ногам Христа.
– Если бы я не верил в Тебя, как в Искупителя, – прошептал он, – то просто бы поверил Твоим словам. Чтобы знать наверняка – добро и вправду есть. Оно не иллюзия. Хотя порой кажется совсем иначе…
Выйдя на улицу, Анри увидел, что возле храма все еще стоит синяя машина Ришара. Удивившись, он подошел и постучал в окно.
– Реми, а почему ты еще здесь?
Тот распахнул дверцу.
– Садись.
Юноша плюхнулся на переднее сидение рядом с другом.
– А теперь смотри… – Реми казался взволнованным, почти сердитым.
– И что? – Анри ничего не понимал. – Для чего ты показываешь мне карту навигатора?
– Видишь, мы здесь.
– Ну да.
– А вот отсюда мы приехали. Понял теперь?