Затон

Фомин Алексей Николаевич

О, я знаю, где это, – обрадовалась Анна.

… и на юге, в районе Сарепты. К решающему дню сражения красным, зацепившись за Сарепту, как-то удалось временно стабилизировать положение на южном участке, на севере фронта практически не стало. Отдельные очаги сопротивления. В центре тоже образовалась дыра. Боеприпасы и продовольствие на исходе, резервов нет и ждать неоткуда. Железная дорога перерезана, Волга со дня на день встанет. Казалось бы, что в этих условиях должен делать генерал Краснов? Продолжать делать то, что до сих пор приносило ему успех – наносить удары с флангов: с севера и юга. А что делать командованию красных? Готовиться геройски умереть? Или постараться бежать, используя для этого любую возможность? Сталин же поступает, как опытный игрок в покер. Вы играете в покер?

Постольку поскольку.

Он не просто блефует, имея на руках пару двоек и пару троек против пяти тузов соперника, он блефует,

как будто заранее зная, что его блеф пройдет. Он собирает всю свою артиллерию, весь остаток снарядов в одном месте, на центральном участке фронта. Генерал же Краснов, как будто в одночасье лишившись разума, собирает там же все свои силы и поутру парадными колоннами, как если бы он уже одержал победу, направляется в город. Белые, попав под ураганный огонь красной артиллерии, не успевают ни бежать, ни развернуться в боевые порядки. Все было кончено в течение получаса. Потом, позже, когда Иосифа Виссарионовича уже не было в городе (его отозвали в Москву и бросили на другой прорывной участок), белые взяли Царицын. Но они уже потеряли то, что Толстой считал главным в любой войне – боевой дух. Уже в феврале-марте девятнадцатого года без всякой на то причины казаки массово стали бросать фронт и уходить по домам. Так что, победа, одержанная товарищем Сталиным в Царицыне, стала важнейшей, а может быть, и решающей для исхода гражданской войны. Но было в ней что-то, как я уже говорила, иррациональное, скорее даже – мистическое… Тогда, конечно, я и слово-то такое не решилась бы произнести. Да что произнести, подумать… Тогда мне все было ясно. Гений, он и есть гений. – Екатерина Константиновна взяла запотевший стакан с квасом и, отпив глоток, поставила его на стол. – В феврале пятьдесят третьего я защитилась, а утверждение в ВАКе и присвоение мне ученой степени состоялись уже после смерти Иосифа Виссарионовича. Конечно, подзадержись я на полгодика-год, думаю, возникли бы у меня проблемы. Если и не с защитой, то с утверждением – точно. Да не о том речь. Перед самой защитой познакомилась я с одим человеком. Он-то и поведал мне о корабле, которым вы интересуетесь. Материал интереснейший, как сейчас говорят эксклюзивный. Но никакого подтверждения ни в источниках, ни в литературе – нет. Только слова этого человека. Да и поздно было уже что-то добавлять. Кирпич-то у меня был уже готов.

Простите, что готово? – не поняв собеседницы, переспросила Анна.

Мы так называли уже готовую и переплетенную диссертацию. Э-э… Да. Об этом человеке. Он… Хотя, здесь я уже уклоняюсь в сторону. Может быть, вам не интересно?

Интересно, интересно, – заверила ее Анна. – Продолжайте, пожалуйста.

Да… Потрясающий человек с яркой, как факел, судьбой. Большая, по-настоящему крупная личность. Сначала – империалистическая война, служба в австрийской армии. Он серб, родом из Боснии. Русский плен. Потом революция и гражданская война. Несгибаемый солдат революции три года на фронтах гражданской войны. Два из них – рядом со Сталиным. После гражданской какое-то время работает в аппарате партии. И опять рядом с товарищем Сталиным. А потом его переводят на работу в Коминтерн. И там он работает до 1932 года. В 32-м его направляют в Югославию, на подпольную работу. Начинается война, и он организует партизанское движение вместе с Тито. После войны Тито занимает антисоветскую, антисталинскую позицию. Велько, занявший после войны крупный государственный пост…

Простите, – перебила ее Анна. – Велько – это имя того человека?

Велимир Джурович. Так его звали. Да… – Она задумалась, словно позабыв о существовании Анны. Облачко печали серой тенью легло на ее чело, и каждый год из семидесяти восьми прожитых ею, тут же проявился на ее лице глубокой, извилистой, как сама жизнь, зарубкой.

Он был вашим… другом? – выдернула ее из омута воспоминаний Анна.

А… Да. Другом… Любовником, а после того как умер мой первый муж – мужем. Велько чуть-чуть не дожил до девяноста лет, умер в 84-м. Работал преподавателем в университете. В Сталинград приехал в пятьдесят втором, а познакомились мы в пятьдесят третьем. Я уже была тогда замужем. Он никогда прямо не говорил об этом, только намеками, но из Москвы он вынужден был уехать, чтобы уцелеть. Слишком много было завистников, которым не давали покоя его добрые личные взаимоотношения с товарищем Сталиным… А для проживания избрал город своего кумира – Сталинград.

Но вы не рассказали, как он оказался в Москве…

Ах да, – спохватилась Екатерина Константиновна. – В сорок девятом он окончательно разругался с Тито из-за его антисталинизма, и тот упрятал Велько в концлагерь. Был у них там один страшный концлагерь на острове, в Адриатическом море. Но Велько умудрился бежать оттуда. Бежал в Италию. Итальянцы тогда заигрывали с Тито, и Велько наверняка бы выдали, если б он сдался итальянским

властям. Поэтому ему пришлось нелегально пробираться в Рим и в одну, как он выражался, прекрасную ночь ему удалось перемахнуть через ограду виллы Абемелек. А там уж его взяла внутренняя охрана…

Простите, какой виллы? – поинтересовалась Анна.

Абемелек. Это территория советского посольства в Риме. Естественно, там начались проверки, запросы, опять проверки, но он уже был спокоен. Он был дома. А потом его с советским дипломатическим паспортом отправили в Москву. Тоже отдельная история… Ну, так… Довольно отступлений. Велько был начальником личной охраны Сталина в те далекие дни царицынской эпопеи. Как вы понимаете, видел и знал он многое. Он-то и рассказал мне про этот корабль. Про «Святую Анну». Пароход «Св. Анна» пришел в Царицын за два дня до развязки и доставил боеприпасы. Очень кстати пришлись те боеприпасы. В городе на тот момент не было ни одного судна. Ах, что за героические времена были, что за люди! – с юношеским задором неожиданно воскликнула Екатерина Константиновна. – Титаны! Как князь Ярослав Мудрый в свое время, чтобы у его воинов не было и мысли об отступлении, Сталин лично отправил из города все суда еще в начале сражения. И тут приходит «Святая Анна». В последний день обороны Иосиф Виссарионович переносит свой командный пункт на этот корабль. Представляете? Ведь об этом нигде нет ни слова. Вот бы я обнародовала этот факт… то-то была б сенсация. – Она скептически ухмыльнулась. – С непредсказуемым итогом. Да… Велько говорил, что, похоже, Сталин не хотел этого делать. Его подталкивал к этому, вроде бы, Ворошилов. Все ж таки на корабле безопасней… и вообще. Со всех точек зрения – это был разумный шаг. Но пробыли они на корабле часа два, не больше. Сначала Иосиф Виссарионович распорядился стереть прежнее название корабля и написать новое. Товарищ… Товарищ… Не помню. Какой-то там товарищ. Но через два часа он спустился на пристань и отдал Велько приказ затопить корабль. Отвести подальше от берега и затопить. Это, значит, чтобы не было ни у кого искушения сбежать. Вот это поступок! А? Вот это масштаб личности! Велько рассказывал, стоит – одна рука в кармане, другую за борт шинели засунул, веселый, улыбается, аж усы шевелятся. Похоже, этот свой хитрый трюк с артиллерией он на корабле и придумал.

Получается, «Святая Анна» сейчас здесь? Лежит себе на дне Волги… Да? Наверное, это где-то в районе нынешнего речного вокзала, да?

Ну, это несложно установить, – усмехнулась Екатерина Константиновна. – Достаточно лишь совместить нынешнюю и старую карту города. Старую карту можно взять в музее. Но… Корабля там нет. Есть разные суда и суденышки. Во время Сталинградской битвы, знаете ли, много их на этой переправе затонуло… А «Святой Анны» нет.

Как это нет? – с недоверием в голосе спросила Анна, только что уверовавшая в свою удачу.

А вот так. Нет. – Екатерина Константиновна вздохнула. – В шестидесятые годы, уже после Хрущева, Велько умудрился выбить из университетского руководства финансирование на проведение археологической экспедиции. Были организованы водолазные работы, все чин по чину. Корабля на том самом месте, где Велько его затопил, не оказалось.

А может быть, он ошибся? Ну, запамятовал просто. Ведь так бывает…

Исключено. – Екатерина Константиновна покачала головой. – Они исследовали все дно на километр ниже и выше предполагаемого места затопления. Настолько ошибиться Велько не мог, даже если б выжил из ума. А я вас уверяю, он был весьма неглупый человек и до конца дней своих находился в трезвом уме и ясной памяти. Исключено…

Куда же он подевался? – Анна была расстроена до чрезвычайности. Только что, как казалось, она была у цели, и тут такое разочарование.

Старуха пристально поглядела на нее испытующим взглядом, как будто решая, стоит ли ей говорить нечто важное.

Э-э… Помните, я вам говорила, что во всей этой истории, с самого ее начала, есть нечто мистическое?

Да, да. – Закивала головой Анна, готовая чуть ли не разреветься от овладевшего ею чувства безысходности, от ощущения абсолютного тупика.

У нас с Велько, как мне думалось, никогда не было тайн друг от друга. Но после той экспедиции выяснилось, что одна тайна все-таки была. И после этих неудачных поисков он посвятил меня в нее. Дело в том, что на этом корабле, на «Святой Анне», Велько видел Троцкого. Троцкого, мирно и благожелательно беседующего со Сталиным. Как вам такое? Его, Велько, солдаты охраняли корабль с того момента, как он пришвартовался в Царицыне, поэтому Велько был уверен – Троцкий на корабль не поднимался. Значит, он уже был там. И не сходил с корабля. Велько собственноручно отправил «Святую Анну» на дно. То есть Троцкий утонул вместе с кораблем. Понимаете? Но ведь это же бред сумасшедшего! Велько потом специально узнавал и проверял. Троцкий в эти дни никуда из Москвы не отлучался. Следовательно…