Затворник
Шрифт:
"Только заболеть теперь не хватало!
– подумал Хвостворту - Если нам этот захребетник рассказывал правду про все, куда нас погонят, и какая там медовая жизнь - то туда только больным и дорога! Да пока туда дойдешь еще, по голой-то грязи, да еще под дождем! Сколько хоть туда пути?"
– Смотри, а вот, кажись, и наш новый хозяин! Вон, погляди, какие он нам дорогие ожерелья подарит!
– толкнул Хвоста под локоть Зеленый.
Хвостворту увидел толстого косолапого бенаха, лет с виду чуть за шестьдесят, с лохматой шевелюрой, уже наполовину поседевшей. Опираясь на трость и переваливаясь
Стражники одевали на ратаев железные ошейники, каждый из двух створок - те самые драгоценные ожерелья, которые приметил Круглый. Пленники по очереди клали головы на станок-подставку, и бенах которого прочие называли "мастер" молотком вколачивал в особые пазы железный колок. Створка намертво соединялась со створкой, а дубравец с дубравцем.
– Вы будете теперь как рыбы в связке!
– говорил Четнаш, похаживая рядом - Видите, как добр ваш новый владелец! Другой приказал бы надсмотрщикам пропустить вам веревку под жабрами, как рыбе, а я просто посажу всех вас на цепь! Чем не жизнь вам с таким хозяином, как наш господин добрый Колах!
Тут же появился рослый бородатый захребетский боярин, которого Хвостворту видел впервые - оказывается, он и был господином чернявого весельчака, и у него в плену пребывал доселе Хвост. Боярин, хохоча, сказал перед пленниками речь. Повинился на прощение, что не угощал своих "гостей" так, как это подобает хорошему хозяину. Желал дубравцам счастья с новым владельцем, доброй дороги, и просил не поминать лихом...
Соединенных в связки по двенадцать человек, невольников повели прочь из тележного города. Всего связок получилось пять, и еще одна как бы обрубленная - в нее нашлось только семь будущих добытчиков железа.
За стенами лагеря купца и его новую покупку ждали еще десятка два стражников и слуг. Стояли оседланные кони и четыре больших воза, запряженные волами. В котлах над кострами варилась ячка. Невольникам (чудеса, да и только!") вынесли по котлу на дюжину, раздали каждому ложку и два сухаря, и предложили подкрепляться перед дорогой. И рабы, уже привыкшие есть руками грязные объедки, остервенело накинулись на кашу с маслом и на сухари. Нельзя было и сказать, что стучит громче - ложки о котел, или зубы о зубы. Бенахи-сторожа глядели на дубравцев и смеялись:
– Каких голодных воинов присылает нам князь из-за гор! Наверное, ему нечем их кормить и проще отправить на войну и в плен! У хозяина на всех хватит еды, приходится даже убавлять, чтобы они не обожрались от непривычки, и не умерли!
Дюжина Хвоста вычистила котел в два счета. Каши в нем действительно оказалось в самый раз, чтобы двенадцати человекам и подкрепиться, и не переесть после голодной ямы.
– Если так и дальше будут кормить, -
– А я вот не согласен.
– сказал Хвостворту, но уже не так громко.
На добрый путь зажгли у обочины костер, закололи и бросили в него четырех петухов. А саму дорогу щедро посыпали солью и полили вином, словно на ней без того грязи не хватало. После добрый господин Колах выпил на посошок с продавцами, и те отправились восвояси. Сам купчина погрузился в крытый наглухо, как маленький домик, возок с застекленными окошками. На крыше его чуть дымила кирпичная труба, будто в богатом тереме. Заслонка печи открывалась позади, и слуга, сидевший на задках, подкидывал в нее поленья.
– Двигаемся!
– крикнул Четнаш и махнув рукой, пришпорил гнедого коня и поскакал впереди поезда.
Щелкнул в воздухе кнут возницы. Пара коней потянула хозяйский возок. Со скрипом стали поворачиваться колеса тяжелых колымаг. Пленники, позванивая цепями, нехотя потопали по дороге на полночь. С обоих сторон от верениц шли и ехали верхом вооруженные бенахи. У того, что шел возле Хвоста, в руках было орудие, вроде длинного ухвата с шипами вовнутрь - такое, что легко можно накинуть человеку на шею, но тяжело снять. Тряслись на ухабах обозные в телегах. Вожатые, окруженные мордастыми псами, на ходу резали и бросали им сырое мясо. Кругом слышалась бенахская речь, свист и гиканье верховых.
Своего дружка Царапину Хвост не видел - в одну связку они не попали. А разглядеть толком соседние Хвостворту не мог. Но откуда-то сзади до него беспрерывно доносилось кашлянье, да не в одно горло, а в несколько.
В дороге быстро пролетел первый день. На вечернем привале, когда пленников усадили большой кучей между костров, Хвостворту набрался храбрости и спросил в голос:
– Царапина! А, Царапина!
– Тут я!
– ответил ему слабый сиплый голос друга.
– Что с тобой, а?
– Плохо мне, дружище!
– просипел Царапина - Заболел. А Селезню и того хуже. Он уже еле ноги волочит, а мне и говорить тяжело...
– Как же тебя угораздило!
– сказал Хвост с досадой.
Ответил вместо Царапины Крикун, который угодил в одну с ним вереницу, а в яме сидел с Хвостворту:
– Они у незнакомцев были в плену. Так те их держали совсем в черном теле, мы еще счастливцы в сравнении с ними! Жили они в таком чулане грязном и сыром, что теперь из них уже четверо болеют - Царапина, Круглый, а теперь и Селезень с Ладонью!
– Э-э-э-э-э-э, хорьки неоткудашные!
– прорычал Хвостворту - Ну ничего, друзья, и мы своего дождемся! Будет день - придут наши сюда, в Захребетье, все им вспомним! А этих двух кабанов незнакомских я на всю жизнь запомнил - даст Небо, встретимся!
– Додержаться бы еще, до наших-то!
– сказал Зеленый.
– Додержим, не переживай! Я теперь от одной злости доживу, чтобы их самих рассажать по ямам, и тогда посмотрю, как будут корчиться!
– Хвост! А Хвост! - вполголоса позвал из-за спины Мякиш - Повернись сюда, скажу что.