Завещание фараона
Шрифт:
Нефертити тряхнула головой, отгоняя праздные мысли.
— Что ж, ладно! Займёмся делами.
Она вышла из детской и вновь погрузилась в лабиринт тёмных запутанных коридоров, напоённых запахом божественного благовония куфи — смесью освежающего, горьковатого аромата мирры, сладкого и терпкого — шафрана, хельбы, что благоухала сеном и ванилью — и сырой, плодородной землёй, — и масла дрока, что наполняло воздух плотными нотами мёда и луговых трав с едва уловимой примесью сосновой смолы. Запах куфи, ведя по лабиринтам дворца, вёл и в лабиринты ассоциаций — в нём звучали, перетекая одна в другую, воистину божественные мелодии шестнадцати благовоний, и каждое рассказывало свою историю, что вместе сливались в благодарственный хорал богам-создателям этого мира во всём его многообразии и гармонии.
Путь царицы лежал на половину фараона.
Вскоре пустынные тёмные переходы сменились роскошными многолюдными коридорами, где полы устилал цветной мрамор, стены и колонны покрывали изысканные фрески на самые разнообразные сюжеты, а потоки солнца щедрым сиянием лились из многочисленных световых колодцев в высоком потолке.
Придворные дамы в белых, как ночной лотос, плиссированных каласирисах, вельможи в многослойных схенти и тонких нарамниках с тяжёлыми золотыми ожерельями — все расступались, поклонами приветствуя царицу.
И провожали её опасливыми взглядами.
Уверенно поднявшись по ступеням, покрытым голубым персидским ковром, царица остановилась перед высокими роскошными дверями, украшенными золотом и голубой эмалью.
— Фараон у себя? — быстро и требовательно спросила она у главного советника — полноватого мужчины, склонившегося перед ней в почтительном поклоне. Свет дробился и дрожал в многочисленных гранатах и аметистах, украшавших ворот его тонкой рубахи.
— Да, солнцеподобная, — ответил сановник, не поднимая головы. — Он отдыхает и просил его не тревожить.
По губам Нефертити скользнула усмешка — и она, приподняв бровь, смерила вельможу насмешливым взглядом.
— Хм, вот как? Надеюсь, это ко мне не относится?..
— Я…
— Отойди.
Нефертити толкнула дверь покоев фараона.
И стремительно вошла в комнату, затянутую голубыми шёлковыми драпри.
Здесь царил горьковатый, свежий запах мирры и моря — запах янтарной смолы. Ковёр на полу ласкал ноги, утопавшие в синем ворсе по щиколотку, свет лился из высокого колодца в потолке голубого мрамора, а стены украшали картуши и тонкая роспись.
Фараон, закинув руки за голову, возлежал на белоснежном, отделанном золотом диване — высокий стройный юноша в изящных схенти золотистого шёлка, подчёркивающих его стройный стан, и в просторной белой рубахе. На плечах поблёскивало тяжелое золотое ожерелье, отделанное лазуритом, а голову покрывала сине-золотая полосатая ткань клафта, оттенявшая смуглый цвет кожи Аменхотепа IV. Лицо с тонкими и благородными чертами словно освещали глаза — огромные и чёрные, как глаза самой Нефертити, с миндалевидным разрезом.
Как у всех в их семье.
Красно-белая корона обоих Египтов, украшенная золотым уреем, стояла тут же, на столике, снятая своим владельцем.
Он только закончил свой утренний приём и собирался отдохнуть.
Юноша повернул голову на стук двери, и его нахмурившиеся было брови разошлись, а лицо осветила радостная улыбка.
К нему пришла она.
Его любимая.
Головка приподнята, улыбка в уголках губ, тонкие ноздри трепещут… от чего?
От нетерпения? от предвкушения?..
И голова начинает кружиться при мысли, что кроется за этой улыбкой Неферт, чего ожидает единственная, что предвкушает…
Как он любил её!
Аменхотеп никогда не воспринимал эту женщину как сестру. Никогда. Да и могло ли быть иначе? Они воспитывались отдельно друг от друга, даже не в разных покоях, а в разных дворцах! Воистину, кто мог заставить наследника фараона жениться на ком бы то ни было?.. Отец?.. Царевичу всегда удавалось переводить разговор на другие темы, стоило речи зайти о женитьбе. Всегда…
До тех пор, пока однажды он не увидел её, стоявшую на балконе — её, царевну Неферт, свою сестру, когда она вышла приветствовать его возвращение… Боги, откуда же он возвращался? С охоты? Из путешествия в Мен-Нефер?..
Не важно…
С тех пор Аменхотеп уже не смеялся над историями о любви с первого взгляда.
Тогда, ещё царевич, он робко попросил приёма у пресветлой Неферт — и с тех пор не проходило и дня, чтобы юноша не наведывался во дворец сестры. Да, он прекрасно понимал, что в его любви нет ничего предосудительного — по крайней мере, в их стране, в их семье, где браки между братом и сестрой считались делом обычным… и всё же он не хотел ни к чему принуждать любимую.
Единое её слово могло повергнуть его в отчаяние — или вознести к небесам.
С каким трепетом он ждал её ответа!
Как приговора…
И она сказала «да»…
Он любил её безумно, неистово — всё сильнее день ото дня. И как же он радовался рождению дочки — это тоже было не описать словами…
— Ты?.. — выдохнул юноша — и с улыбкой протянул к жене руки.
— Позволит ли мне великий фараон войти и быть рядом с ним?.. — потупив глаза с нарочитым смирением, шутливо спросила Нефертити.
Аменхотеп поднялся и, одним шагом преодолев разделявшее их расстояние, привлёк жену к себе.
— Я так рад, что ты пришла… — выдохнул он в её волосы. — Я скучал…
Нефертити уткнулась лбом в его грудь. Его руки обнимали её спину, гладили плечи…
— Мне жрецы запрещают приходить к тебе, — почти пожаловалась она. — Роды были тяжёлые, ты же знаешь…
Он прерывисто вздохнул.
— Разве я похож на чудовище, которое думает лишь о себе?.. — прошептал он. — Разве мы не можем просто быть рядом… разговаривать? Гулять? Обсуждать дела, в конце концов? Чем ты так занята, что почти лишила меня радости видеть тебя? Вот так коснуться тебя — уже великое счастье.