Завещание фараона
Шрифт:
Библ!
За Библом находился ещё один город-порт, Арвад, но ехать туда означало лишь бесполезно удлинять путь. Дольше необходимого в Финикии им всё же не следовало задерживаться. Они и так достаточно удалились от Египта.
В этом древнем городе, раскинувшемся на высоком лесистом холме, где запах моря смешивался со смолистым ароматом левантийского кедра, путники вновь погрузились в суетливую сутолоку, вновь с каждого угла до их ушей доносились крики зазывал — из лавчонок с разнообразным товаром. Агниппа умолила Мена прежде порта пойти к священному источнику, который, по легенде, даровала городу сама Исида, нашедшая на его месте тело своего возлюбленного мужа Осириса. Мена поймал себя на том, что и сам не прочь поклониться святыне, поэтому оба направились на многолюдную центральную площадь, в середине которой и находился источник — тот самый, дарованный Исидой — между дворцом правителя и главным храмом, возле которого находилась коновязь, где путешественники за небольшую плату и оставили своих лошадей.
Царевна и Мена присоединились к паре других паломников и спустились с ними вдоль каменной стены по спиральной тропинке к воде. Там Агниппа преклонила колени на пыльных булыжниках и, с благоговением зачерпнув прозрачную влагу в ладони, сделала глоток.
«Даруй мне счастье, о мать светлого Гора, — мысленно молилась девушка. — Я верю, твой божественный супруг не может гневаться на меня за то, что я сбежала от его алтаря. Осирис благ, он как никто понимает людей. Он не может желать моей смерти! А если это не так, о светлая Исида, умоли его простить и понять меня! Не ради благочестия отдал мой отец такой жестокий приказ, а из ненависти ко мне. Прости, прости меня, Исида!»
Подул слабый ветер, сморщив поверхность воды, и тень набежала на светлую гладь: облачко затянуло солнце. Агниппа вскинула глаза — и сердце её замерло.
«Таков твой ответ, Исида?.. — спросила она. — Пусть так. Воля твоя…»
Она быстро поднялась на ноги.
Мена, молившийся поодаль, тоже поднялся.
— Всё хорошо? — тихо спросил он, приблизившись и краем глаза наблюдая за другими молящимися. К счастью, на столь быстро вскочившую Агниппу никто не обратил внимания. Торговец в красном кафтане истово воздевал руки к небу, закатывая глаза, а молодая женщина в полупрозрачном головном покрове усердно кропила водой лобик своего ребенка. — Тебя что-то встревожило?
— Нет, — девушка заставила себя улыбнуться. — Вовсе нет! Так… Просто немного смутило, что во время нашей молитвы солнце скрылось за облаком. Глупости! Не бери в голову.
Советник нахмурился.
— Наверное, не стоило нам приходить в святое место Исиды, — едва слышно прошептал он наконец. — Молиться супруге бога, которому ты… — Старик оборвал себя и коротко закончил: — Не лучшая идея. О чем я думал? — он сжал губы.
— Исида добрая богиня, — Агниппа мягко положила руку на плечо старика. — А облако — это просто облако. Ты же сам говорил мне, Мена: дочери моего отца не подобает пугаться теней.
— Ты права, — Мена принуждённо улыбнулся. — Идём. Тут неподалеку храм Хатор — местные называют её Баалат Гебал. Заглянем лучше туда. А потом — в порт!
— Давай! — просияла девушка. Глаза её озорно блеснули. Всё же молодость не умеет долго тревожиться…
Они поднялись по тропинке обратно на площадь, ничем не привлекая к себе внимания, пересекли её и зашли в портал величественного святилища, ведущий в его напоённую благовониями глубь, как в недра горы.
В полумраке храма под массивными колоннами неистово пылало пламя в огромной бронзовой кадильнице перед алтарем. В сумраке у дальней стены угадывалась массивная величественная статуя сидящей на троне женщины, увенчанной диадемой из коровьих рогов.
Агниппа, преклонив колени на холодных плитах пола и опустив голову к сцепленным в замок рукам, долго молчала, не смея проронить ни слова.
— Светлая Хатор, — наконец прошептала она. — Катути сказала мне, что ты, даровав мне красоту, не допустишь, чтобы она просто так погибла. Так дай же, великая богиня, чтобы Катути оказалась права! Я не хочу умереть, не оставив в этом мире свой след. Я хочу узнать счастье, хочу узнать любовь, хочу однажды прижать к сердцу своего ребёнка. Неужели я хочу слишком многого? Молю тебя, светлая Хатор, не дай мне погибнуть, пока не исполнится моё желание!
Пламя на алтаре вспыхнуло ярче обычного — и то ли от игры света и тени, то ли просто от разыгравшегося воображения, но девушке показалось, что по губам богини скользнула улыбка.
— Благодарю, светлая Хатор! — Агниппа, не сдержав радости, вскочила. Глаза её сияли.
— Мена! — крикнула она, выбегая из храма на улицу, где дожидался советник, уже держа в поводу коней. — Мена, мне был знак от Хатор! Богиня пошлёт мне любовь! И счастье!.. — завизжав от восторга, она прыгнула на шею старику.
— Агниппа, — Мена, смущённо озираясь по сторонам, чуть кашлянул. Люди, проходя мимо, смотрели — кто с доброй улыбкой, кто насмешливо, а кто-то и возмущённо. — Не забывай, что ты переодета мальчиком. Они так себя не ведут. Не привлекай к нам внимания, о царевна…
— Прости, — тут же отпрянула от него девушка, покраснев. — Я просто… очень обрадовалась. Я… не ожидала знака.
— Не стоит видеть повсюду знаки, дочка, — покачал головой старый воин. — Ну, довольно на сегодня молитв. Идём в порт.
— Как скажешь.
Они сели на лошадей и неторопливо поехали к выходу с площади, мимо величественного здания, где, вероятно, жил правитель города.
Агниппа с любопытством рассматривала увитые плющом массивные стены и колонны, обнесённую балюстрадой плоскую крышу, замерших у входа солдат, и, наконец, повернулась к своему спутнику.
— Мена, — спросила она, — здесь, конечно, живет какой-то благородный финикийский вельможа?
Советник не смог удержаться от пренебрежительного фырканья.
— Боги! Агниппа, неужели ты всё ещё не поняла? В этой стране нет благородных вельмож… по крайней мере, в том смысле, какой в это слово вкладывают в Египте. Финикийские вельможи — это купцы.
Девушка чуть нахмурилась и встряхнула головой.
— Погоди. Ты хочешь сказать… Нет. Мы же видели богатых людей на колесницах, в окружении охраны и рабов, видели дворцы в Тире… в Сидоне… этот дворец…
— Принадлежат торгашам, — презрительно хмыкнул лазутчик фараона. — Даже во дворце царя все купцы. Сам царь — самый большой торгаш! Хочу сказать — самый владетельный…