Завещание фараона
Шрифт:
Зато догнать такого на обычной лошади было невозможно.
Купец, конечно, несказанно удивился, получив царскую плату от человека, весьма бедно одетого, но все свои домыслы предпочёл оставить при себе. Он торговал давно и успел повидать так много странного за свою жизнь, что научился не задавать лишних вопросов.
Наполнив седельные мехи водой и припасами в дорогу, путники в самый полдень, в толчее и суматохе, как можно незаметнее выехали из Мигдола и отправились дальше, к границе Египта и Финикии. Основные опасности остались позади, и теперь Мена беспокоился лишь о приграничных разъездах.
Уже восьмой день беглецы держали путь по степи, вдали от караванных путей, пастушьими тропами. И если, покидая Мигдол, советник вынужден был рискнуть и ехать без остановок до захода солнца, то уже со следующего восхода путники старались двигаться в сумерках, лишь на рассвете и закате. Мена боялся потерять дорогу в темноте, поскольку не очень хорошо знал здешние края, но и скакать средь бела дня по пустой, как стол, равнине считал опасным. Для стоянок он подбирал укромные места: или сухой овраг, или расщелину в скале, или небольшую рощу у родника.
Пока обходилось без приключений.
Агниппа с восторгом смотрела вокруг, удивляясь совсем другой природе. Палестина…
Синее высокое небо, каменистая земля, жухлая низкая трава выгоревших под солнцем пастбищ. Скромные цветы. Облачка пыли из-под конских копыт. Редкие оазисы.
До финикийской границы оставалось всего тридцать семь с половиной схенов.[7] Путники ехали неторопливо в предрассветных сумерках, направляясь к небольшому оазису, что показался на горизонте.
Тридцать семь с половиной схенов! Агниппа не могла скрыть радостного возбуждения. Неужели все опасности позади? Она почти в Финикии!
Мена, напротив, походил на туго натянутую тетиву и напряжённо вглядывался в утреннюю мглу. Его взор то внимательно останавливался на кипах деревьев впереди, то изучающе окидывал горизонт.
— Мена! — не выдержав, воскликнула Агниппа. — Ну что ты? Вокруг никого, граница близко, и скоро мы будем в Финикии. Всё позади! Расслабься.
Она ласково погладила руку своего верного советника.
Мена не смог сдержать скупой улыбки, мимолётной, но тёплой.
— Да, о царевна. Но всё же мы ещё в Египте, и граница близко. Надо быть очень осторожными.
— Вокруг никого нет! Мы бы на этой равнине любого путника заметили издали.
Мена вздохнул.
— Агниппа… Знаешь… Настоящий воин может спрятаться и на голой земле! А Нефертити наверняка приказала укрепить границу. Царица умна. Она, перекрыв египетские порты, знает, что мы пойдём через Финикию. Знает и ждёт. Что касается меня, то я успокоюсь только тогда, когда мы прибудем в Афины!
— Ты слишком мрачно на всё смотришь, — с мягким укором покачала головой девушка. — У меня сердце за тебя болит.
— Поедем быстрее, о царевна, — только и промолвил в ответ старый лазутчик фараона.
— Мы успеем проскользнуть до восхода?
Мена нахмурился.
— Н-нет… — наконец с запинкой промолвил он. — Боюсь, что нет. Придётся нам провести ещё один день в Египте. Укроемся вон в том оазисе, что впереди. А когда совсем стемнеет, отправимся в путь. Огонь сегодня разжигать не будем, обойдёмся остатками вчерашней еды.
Девушка кивнула и пришпорила коня.
Вскоре густой подлесок оазиса сомкнулся за спинами путников.
В сердце небольшой рощи царил глубокий зеленый сумрак. В вышине покачивались густые кроны обвитых лианами пальм, а из земли, тихо журча, бил кристально-чистый родник, в котором дробилось и дрожало утреннее солнце, лившееся сквозь листву.
Мена и Агниппа спешились, наполнили фляжки чистой водой и пустили напиться коней, а сами, сев у родника, скромно позавтракали, разделив пару лепёшек, сыр и несколько фиников.
Оба хранили молчание. Мена напряжённо вслушивался в тишину, а Агниппа, не желая ему мешать, просто думала о своём. На губах её блуждала светлая улыбка.
Вздыхал ветер в кронах, пели птицы, журчал ключ, пофыркивали кони. В воздухе разливался тонкий аромат ладанника.
Царевна ободряюще похлопала своего советника по руке. Мена ответил ей улыбкой, но глаза его оставались тревожными.
— Ты сам не свой, — одними губами прошептала девушка, покачав головой. Мена упруго поднялся.
— Пойду-ка осмотрюсь.
— Только возвращайся быстрее, — кивнула Агниппа. Она не считала тревоги Мена обоснованными, но рассудила, что, быть может, тот успокоится, если своими глазами убедится, что вокруг на многие схены никого нет.
Бывший лазутчик фараона скрылся за деревьями.
Агниппа проводила его взглядом, а потом, обхватив колени руками, запрокинула голову и загляделась на небо и на короны пальм, покачивавшиеся в вышине. И вновь улыбка тронула губы девушки, нежная и светлая улыбка…
Царевна улетела в мечты. О чём? Кто знает… О чём может думать девушка в восемнадцать лет, сердце которой свободно?.. Объявленная преступницей, в бегах, переодетая мальчишкой — на пороге новой жизни… и в шаге от смертельной опасности?
Кто же угадает стремление её мысли…
Спокойствие царевны прервал громкий треск кустов. Их ветки тряслись, раскачивались, шумели — через них, не скрываясь, кто-то отчаянно бежал.
Агниппа вскочила. Через мгновение на поляну из зарослей выдрался Мена — с взлохмаченными волосами, весь покрытый оборванными листьями и сломанными веточками. Глаза его лихорадочно горели.
— Скорее!.. — только и крикнул советник, бросаясь к своему коню и взлетая в седло.
Девушка смертельно побледнела. Сердце ее замерло. Как никогда отчётливо она осознала, что они ещё в Египте.