Завещание фараона
Шрифт:
— Казнить? — широко распахнула Агниппа глаза. — Какой ужас… За что?!
— За… — Атрид вздохнул. — Словом, тогда, много лет назад, Фиест предпринял первую попытку захватить власть. Он вскружил голову Аэропе… и вместе они попытались убить Атрея. Как ты понимаешь, ничего не вышло. Своего брата Атрей пощадил — как показала жизнь, на свою голову, — а жену простить не сумел. Ее бросили в море со скалы. — Он остановился и устремил взгляд в синюю бесконечность, что раскинулась перед ними до самого горизонта.
Долго молчал.
Агниппа тоже молчала, потрясенная до глубины души.
— Как
— Но… Но ведь мальчики не виноваты, что Атрей… так жестоко поступил. Возможно, ему стоило просто отослать ее домой.
— Согласен, — помолчав, вздохнул наконец юноша.
— Агамемнон, наверное, не смог простить отца?
Юноша вновь тяжело вздохнул и опустил голову.
— Атрид, а ты сам… Ты сам что думаешь об этом?
Молодой человек криво улыбнулся.
— Говорят, их род проклят, так что чему удивляться…
— Проклят?
Атрид поморщился, но продолжил, словно не услышав вопроса:
— Я не виню Атрея, хотя на его месте поступить так не смог бы никогда. Я не сумел бы отдать приказ о казни матери своих детей, что бы она ни сделала… Но как? Как она могла?! — в этом вырвавшемся почти детском возгласе было столько боли, что у Агниппы защемило сердце. — Как она могла поверить Фиесту? Променять Атрея и своих детей на человека, который… который когда-то изнасиловал собственную дочь?!
Агниппа вздрогнула, широко распахнув глаза. Заметив это, юноша попытался взять себя в руки.
— Прости. За такие подробности. Сорвалось с языка, я не хотел. Давай вернемся к странствиям изгнанных царевичей, — через силу улыбнувшись, предложил он. — Что ж… Двоюродный дядя посадил их на корабль. В итоге беглецы добрались аж до Спарты, — Агамемнон невесело усмехнулся. — Правил там Тиндар… да что говорить, он там и сейчас фактически правит.
— И он помог? — Агниппу помимо ее воли увлек рассказ. Слишком живо он пробуждал не столь уж давние воспоминания о собственном бегстве. Она прижала руки с зажатым в пальцах пламенеющим гранатом к сердцу. — Тиндар помог?
— Помог, — кивнул с кривой усмешкой Агамемнон. — Разумеется, не просто так. Он попросил в качестве благодарности огромную часть афинской казны, а его войска… о, его войска долгое время еще оставались в Аттике после возвращения власти Атридам — разумеется, с самой благородной целью! Чтобы поддержать, в случае новых беспорядков, — Атрид усмехнулся с горькой иронией.
— Я понимаю, — кивнула Агниппа, вспомнив стражу, охранявшую башню, где держала ее саму солнцеподобная. Разумеется, Нефертити приставила этих воинов исключительно ради безопасности любимой сестры!
Ну да, а как же иначе?
Агамемнон внимательно посмотрел на ставшее таким строгим лицо девушки и понял — действительно понимает.
— Ну вот, — продолжил он. — Царю пришлось тайно от командиров этих войск, верных Тиндару, собирать и усиливать свои собственные войска, чтобы однажды — с благодарностями, вежливо — указать загостившимся помощникам на дверь. Потом было выполнение данной себе клятвы. Объединение полисов. Много недовольных… Но все же никто никого с трона не выкидывал, цари, правившие в своих землях, по-прежнему могли называться царями… Никому Агамемнон не припомнил своих скитаний и унижений. Просто Эллада стала единой и сильной, а Агамемнон — царем над царями. А Тиндар…
— За семь лет?! — Агниппа даже остановилась от изумления. Легкий ветерок трепал локоны девушки, кидал на лицо. Ласкал лепестки цветка. — Он добился всего этого за семь лет?!
Атрид невольно улыбнулся.
— Это были очень сложные семь лет, — просто сказал он.
— Слушай, а… А эти… дядя с двоюродным братом, которые власть захватили… Он их казнил?..
— Нет.
— А… Но… Они сбежали?
— Агамемнон отпустил их на Киферу — это остров недалеко от Крита.
— Как?.. Вот так просто… отпустил? Отпустил убийцу своего отца, совратителя матери… насильника той девушки… дочери Фиеста? Что с ней стало, кстати?
Агамемнон вздохнул.
— С Пелопией?.. Родила Эгиста. И руки на себя наложила, в конце концов. Но… Дядя, знаешь ли, тоже имел право злиться на от… на Атрея. Я, когда узнал… — Он поморщился. — Увы, там не все столь просто было. Послушать, так волосы дыбом. Атрей в свое время Эгиста послал Фиеста в темнице заколоть. Может, считал это справедливой местью за судьбу Пелопии, но, как ни крути, все же Фиест был отцом мальчишки. Да и о заступничестве у алтаря Геры дядя молил, когда войска Агамемнона город взяли. Словом, милосердие всегда лучше жестокости, ты не считаешь? — улыбнулся Атрид. — А Эгист так и вообще мальчишка, за что его наказывать?.. Наверняка делал то, что ему говорили. Он воспитывался вместе с Агамемноном и Менелаем, как родной брат, и вряд ли бы добровольно стал что-то делать против них. Скорее всего, его принудили. Так что… может, он вообще жертва? Я иногда думаю об этом, и мне становится грустно, — опустил голову молодой человек. — Не слишком ли жестоко с ним поступил царь, отправив в изгнание вместе с настоящим преступником?..
Агниппа саркастически хмыкнула, пиная камешек по тропинке.
— Знаешь… — задумчиво протянула она. — В Египте… или в Персии, например, — поспешно добавила девушка, — разбирать бы не стали. Казнили бы, и все.
Атрид, шедший рядом, чуть нахмурился.
— Ты считаешь, казнить без рассуждений — это правильно?
— Нет, — не поворачивая головы, ответила девушка. — Я хочу сказать, что удивлена. Я не ожидала от Агамемнона такого великодушия.
— Почему? Разве с тобой он поступил жестоко? Когда ты не поклонилась.
— Он выставил меня дурой! — фыркнула девушка, отворачиваясь.
— А ты хотела выглядеть героиней — ценой жизни? — чувствуя, что начинает злиться, не сдержался Атрид.
— Я… — Агниппа схватила ртом воздух, сверкнула глазами и замолчала. Пальцы так сильно сжали цветок, подаренный юношей, что стебелек переломился.
Они шли над обрывом, и только море тихо шуршало внизу галькой да кричали чайки. Ветер смешивал запахи соли и йода с ощутимым ароматом смолы — видимо, где-то поблизости росли сосны.