Завещание фараона
Шрифт:
— Не понимаю!
Агниппа была бледна, зрачки лихорадочно пульсировали. Она бросила беспомощный взгляд в сторону Мена, который отошел от них уже на довольно приличное расстояние.
— Боги… — прошептала она.
Атрид шагнул к своему золотоволосому чуду, чтобы успокоить, нежно взять за руку…
Она отшатнулась — и сорвалась с обрыва.
Юноша вскрикнул и замер, словно превратившись в соляной столб. Сердце ухнуло в холодную черную пустоту.
Несколько долгих мгновений звенящей тишины… и, забыв обо всем на свете, забыв себя, Агамемнон кинулся спускаться по почти отвесной скале.
Он не думал об опасности, не думал о долге государя — он не думал ни о чем. Перед глазами его стоял образ лежащей на камнях окровавленной Агниппы — и Атрид не полз, а почти бежал по таким отвесным местам, где казалось невозможным не сорваться.
Юношей словно овладело безумие.
Лишь одна мысль, одно стремление вело его — Агниппа!
Неужели ее больше нет?
Как же близко лежит та грань, что отделяет жизнь от смерти! Кто знает, когда переступит ее?
Иногда, увы, внезапно.
Всего полминуты назад он спокойно болтал с девушкой, а теперь…
Зачем он завел этот глупый разговор?!
Наконец молодой человек осмелился бросить полный отчаяния взгляд вниз, и увидел…
Он сразу увидел Агниппу.
Под скалами, вдоль подножия, узкой полосой тянулись заросли маквиса[5] — кустов, над которыми поднимались невысокие деревья с упругими, плотно переплетенными кронами — на их густую сеть и упала девушка. Ветви спружинили, и Агниппу отбросило ниже, на плотный кустарник. Тот хрустнул, частично подломился, частично сдержал удар — и золотоволосое чудо скатилось на галечный пляж.
И осталось лежать, не двигаясь.
Агамемнон закончил спуск и легко спрыгнул с нижнего уступа на узкую галечную полосу между скалами и маквисом. Сдернув с пояса нож, молодой человек прорубился через заросли и подбежал к девушке.
На лбу у нее красовалась царапина, царапины покрывали плечи, руки и ноги, туника разодралась в нескольких местах, из растрепавшихся волос исчез цветок — но девушка была жива, и румянец уже возвращался на ее лицо.
Атрид упал на колени возле нее. Слезы облегчения катились по его щекам — он даже не замечал. Он мог только шептать благодарность богам, осматривая, а затем осторожно прижимая к себе бессознательную девушку.
Ласково шумело за его спиной море, кричали чайки, ветер трепал волосы…
Прижав Агниппу к груди, Атрид поднял взгляд и посмотрел наверх, на отвесную каменную стену, по которой спустился.
Горькая, насмешливая улыбка тронула его губы.
Какой же он глупец… Глупец и трус.
«Ты и сейчас посмеешь утверждать, что не любишь ее? — сам себя спросил Агамемнон. — Имей же мужество признаться себе в том, чего уже не изменить! Ты любишь, и любишь самозабвенно. Ни один, даже самый преданный, друг не кинулся бы следом за ней по скале. Да, она — моя судьба. Она та, кого я с удовольствием сделал бы царицей Эллады… Вопрос в другом — захочет ли она ею стать…»
Юноша невесело усмехнулся.
Простит ли его Агниппа?
Не как царя, а как парня, из-за которого сорвалась со скалы?
Атрид тяжело вздохнул.
Сзади послышался скрип гальки под чьими-то шагами, и, оглянувшись, молодой человек увидел Мена.
Старик услышал вскрик Агамемнона, когда сорвалась Агниппа, и прибежал на место происшествия. Он видел все — и удачное падение девушки, и невозможный спуск Атрида. Сейчас он окончательно убедился в чувствах их жильца к Агниппе — в чувствах, которые заметил уже давно и в которых не находил ничего плохого: ему нравился этот искренний и добрый юноша, всегда готовый помочь, и он действительно уже присматривался к нему как к жениху своей приемной дочки.
Поняв, что все кончилось благополучно, Мена спокойно дошел до пологой тропки, ведущей вниз, и спустился на пляж.
— Как она? — спросил египтянин.
— Жива, — коротко ответил Атрид. Ему было все еще трудно говорить от волнения.
— А ты? Ничего не сломал, не ушибся?
Молодой человек только мотнул головой.
— Я в порядке.
— Положи ее, — велел Мена. — Понимаю, что ты пережил, но дай ей дышать свободно. Не прижимай так к себе.
Агамемнон покраснел и осторожно уложил девушку на галечник. Старик аккуратно побрызгал ей на лицо водой из фляжки — которую предусмотрительно положил еще дома в корзину для ракушек вместе с лепешками, сыром и вареным мясом.
— Она приходит в себя! — Атрид бросил радостный взгляд на Мена.
Агниппа медленно открыла глаза.
— Где я?.. — прошептала она.
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил советник свою царевну, а Атрид лишь счастливыми и виноватыми глазами смотрел на нее. — Ничего не болит?
Девушка медленно приподнялась на локтях.
— Я… Все тело болит…
— Еще бы! Посмотри на себя, дочка: вся в ссадинах и ушибах! — покачал головой Мена, пряча улыбку. — Я о другом. Острой боли нигде нет?
Агниппа неуверенно помотала головой.
— Давай-ка… медленно… попробуем встать… — Мена осторожно придерживал девушку, пока она поднималась. — Вот так… Все хорошо?
— Все в поря… ой! Нога…
Мужчины озабоченно переглянулись. Старый воин опустился на колени и внимательно оглядел стопу девушки.
— Так больно? А так?
— Нет.
— Просто сильный ушиб. Ничего страшного. Пройдет. Правда, ходить тебе пока нельзя…
— Можно, я ее понесу? — быстро спросил Атрид, но девушка тут же испуганно возразила:
— Нет! Пусть Мена.
Эти слова, а особенно их тон, болью отдались в сердце молодого человека. Он посмотрел на Агниппу взглядом побитой преданной собаки — и тихо отошел в сторону.
На следующий день Атрид вновь, как велел ему долг, пришел во дворец разбирать государственные дела.
Огромный мегарон встретил своего хозяина прохладой и запахом благовоний — тонким морским и хвойным ароматом янтаря. Ипатий, в длинном золотистом хитоне и в алой хлене, перекинутой через плечо, привычно шагнул навстречу владыке Эллады — в этом одеянии более похожий на царя, чем сам царь — в простой белой тунике.