Завещание фараона
Шрифт:
Солнце, лившееся сквозь окно, золотило ее воздушную челку.
Атрид на мгновение замер.
О боги, как же она прекрасна…
А ссадины… их почти и не видно. Зато целебная мазь терпко пахнет сосной. И, наверное, от этого запаха так сильно кружится голова.
Агниппа, услышав, что в комнату кто-то вошел, вскинула глаза — и вздрогнула, смертельно побледнев. Заметив это, Атрид не решился войти, замерев на пороге — и тем самым отрезав ей путь к бегству.
— Агниппа, — начал он, и столько звучало в его голосе боли и мольбы, что девушка вновь посмотрела на него — с изумлением.
— Агниппа, я понимаю. Ты имеешь право сердиться на меня. Я вел себя как последний дурак. Ты чуть не погибла из-за меня… — Он глубоко вздохнул. — Слушай, тебе просто надо было велеть мне заткнуться! В конце концов, ты не обязана отвечать на мои вопросы. Я… я даже не знаю, что мне еще сказать. Я не смею просить у тебя прощения… Прошу лишь, чтобы ты не вздрагивала так, когда меня видишь. Я ведь правда не хотел ничего плохого! Дай мне шанс загладить свою вину. Я…
— Подожди. — Девушка с засиявшими от счастья глазами подалась вперед. — Подожди, Атрид! Ты хочешь сказать, что спрашивал просто из любопытства?
— Ну да, — немного растерянно ответил он.
— О-о! — Этот вздох облегчения, казалось, вырвался из самой глубины ее души. — Великие боги!
Вышивание полетело в сторону. Девушка вскочила и подбежала к юноше.
— Атрид! Я так рада! Я прощаю тебя с таким удовольствием, если бы ты знал!
В следующий миг Агамемнон почувствовал, как его шею обняли ее нежные руки, и…
И щеку обжег поцелуй!
А еще через секунду Агниппа, вся красная, словно тот самый цветок граната, уже выталкивала его прочь из своей комнаты в общую.
Атрид, не чувствуя от восторга ног, рухнул на лавку и одним глотком осушил кувшин с водой, стоявший на столе. Голова кружилась от счастья. Он знал, что теперь все будет хорошо.
А Агниппа, стоя за занавеской, тоже никак не могла прогнать улыбку со своего лица. Она ведь вчера вообразила, что Атрид — шпион Нефертити, и сердце ее разрывалось от боли. Каково осознавать, что ты любишь того, кого должна ненавидеть?
И какое же облегчение — понять, что ты ошиблась…
Она знала, что теперь все мелкие недоразумения и ссоры позади, а впереди — большое чувство…
От которого без крыльев летаешь.
Когда девушка вновь украдкой глянула из-за занавески, Атрида в доме уже не было. Рассудив, что он все-таки ушел на работу, к своим горшечникам, царевна на какое-то мгновение ощутила даже нечто похожее на досаду. Но — дела не ждали. Прихватив из угла подойник, она направилась в хлев.
Корову, в конце концов, за нее никто не подоит.
Атрид, между тем, никуда не ушел. Он считал, что успех надо развивать, но нужно выбрать для этого подходящий момент. И совершенно точно не стоит навязываться, когда тебя выталкивают из комнаты. Поэтому, рассудив, что пока нужно дать девушке немного успокоиться и осмыслить случившееся — а поцелуй, пусть и в щеку, дорогого стоит! — молодой человек решил заняться хозяйством.
Он отправился за дом, где давно валялся рассохшийся колченогий стул — видимо, оставшийся еще от прежних хозяев, — и взялся за его починку. Инструменты у Мена лежали тут же, под навесом.
Быстренько ошкурив занозистую поверхность пемзой, юноша вынул из паза сломанную ножку и, присмотрев подходящую по размеру деревяшку, с досадой понял, что у Мена в коробке осталась всего пара гвоздей — разумеется, обычных, деревянных, а не медных или бронзовых, какие использовались в хозяйстве аристократов.
Атрид знал, что запасливый египтянин хранит их целый пакет на полочке в хлеву, который исполнял также и функцию сарая, а потому, долго не раздумывая, направился туда.
Они с Агниппой столкнулись в дверях хлева, и девушка выронила подойник, полный молока. Оба едва успели отскочить.
Молоко медленно, белой лужей, растекалось по земле.
Агниппа невольно ахнула, Атрид всплеснул руками:
— Опять все из-за меня!
Он видел в глазах своего золотоволосого чуда улыбку, и потому сокрушался тоже полушутливо.
— Ты не можешь без происшествий, Атрид, — смеясь, покачала головой девушка. — Ну почему у тебя всегда что-нибудь случается?
— Нет. Только вокруг меня! — весело запротестовал юноша.
Агниппа невольно рассмеялась, но почти сразу посерьезнела.
— Как же теперь быть? — взглянула она на разлитое молоко. — Мена скоро придет. Он что-то там из него готовит обычно… А корову теперь только вечером снова можно будет подоить.
Атрид невольно улыбнулся.
— Да боги с ним, с этим молоком! Мена не обидится.
— Я понимаю, что не обидится, — кивнула девушка. — Просто он… ему для здоровья надо.
— А что с ним такое? — встревожился Атрид.
— Он каши-размазни на нем варит. Говорит, что, когда такие не поест, в желудке начинается жжение.
Юноша озабоченно нахмурился:
— А… Ему, может быть, хорошего лекаря?
— У него предписания хороших лекарей остались от прежних времен, — покачала головой Агниппа. — Он их помнит и старается соблюдать.
— Тогда и в самом деле нехорошо получилось… — пробормотал Атрид.
— А знаешь что? — оживилась девушка. — Я к соседке схожу. Она даст. Уж на кашу-то Мена хватит!
— Отличная идея! — подхватил царь. — Я с тобой?
— А пошли! — весело согласилась она.
— Значит, ты на меня не сердишься? — шутливо уточнил молодой человек.
Агниппа почему-то замерла, и в глазах ее появилось странное выражение.
— Я не могу на тебя сердиться, Атрид, — очень тихо ответила она. — Совершенно не могу…
Ветер шелестел в ветвях цветущих деревьев, подступавших к хлеву так близко, что казалось, будто в целом мире нет больше никого: лишь он, она и сад…