Завещание инора Бринкерхофа
Шрифт:
– Так ты попроси Вольфа обо всех подробно рассказать, да и запиши, - посоветовала я ей.
– Потом выучишь и путаться не будешь. Можно на каждого карточку с характеристикой завести.
– На каждого?
– схватилась она за голову.
– Это ж сколько карточек нужно. Тебе-то хорошо...
– Это ты сейчас о чем?
– удивилась я.
– Так о Рихарде же, - удивленно воззрилась на меня Анита.
– Он ведь, поди, так с отцом и не помирился?
Я неопределенно пожала плечами. Не говорить же ей, что я и о том, что они ссорились, не знала. И как это так получилось, что жена знает о муже намного меньше невесты друга? И ведь все равно, рано
– Иви, что с тобой?
– встревоженно спросила Анита.
– Да так, неприятный момент один вспомнился, - нахмурилась я.
– Расскажешь?
Но я покачала головой - ни к чему посторонним знать о том, что происходит в нашей семье. Поступок моего отца весьма некрасив и говорит отнюдь не о том, что он заботится о счастье дочери. Подруга распереживается и обязательно проболтается Вольфу, а тот расскажет своему другу. Что будет делать Рихард в подобной ситуации, я не знала, но обогащаться таким знанием желания у меня не было. Слишком хрупким было то состояние равновесия, что установилось сейчас между нами. Не нужны нам никакие потрясения.
Обои мы начали наклеивать с той самой стены, где на штукатурке была та злополучная трещина. Я ее даже замазывать ничем не стала - все равно под слоем бумаги ее никто не увидит. Вдвоем дело шло довольно быстро, хотя от Аниты толку было намного больше, чем от меня. Я даже порадовалась, что подруга предложила свою помощь, все же ей приходилось этим заниматься, а мне - нет. И вот что поразительно - намазанные полосы пытались приклеиться только ко мне, хотя я и старалась делать все аккуратно. Комната приобретала все более уютный вид, и оставалось доделать совсем немного, когда в дверь раздался стук.
– Инор Хайнрих?
– при виде рыжего Клауса я была поражена до глубины души.
– Что вы здесь делаете? И откуда у вас мой адрес?
– Добрый день, инорита Ивонна, - радостно приветствовал он меня.
– Мне этот адрес дал ваш отец.
– В самом деле?
– холодно сказала я. Да уж, если я не собиралась встречаться с Клаусом, это совсем не значит, что у него были такие же мысли на мой счет.
– И что вы хотели?
– Может быть, мы не будем о таких серьезных вещах говорить на пороге?
– Мне очень жаль, но пригласить войти я вас не могу, - я не собиралась принимать у себя дома всяких сомнительных типов, заказывающим любовные зелья.
– Видите ли, у меня небольшой ремонт. Да и мужу моему не понравится, если я в его отсутствие буду принимать посторонних мужчин.
– Так разве я посторонний?
– вкрадчиво сказал он, ища на моем лице те самые симптомы нежной привязанности, что обещал ему папа.
– А разве нет?
– сухо сказала я.
– Но, инорита Ивонна, на свадьбе вашей сестры, - обескураженно начал он, - я был уверен, что вы испытываете ко мне чувства, и только свойственная
– Инор Хайнрих, вы забываетесь. Я не давала вам ни малейших оснований для подобных высказываний.
– Но ваш папа...
– Моему папе не удалась эта милая шалость с любовным зельем, - просветила я его.
– Так что будьте любезны не навязывать мне более своего присутствия.
На лице Клауса появилось выражение какой-то детской обиды, но сочувствовать я ему не собиралась. Не знаю, чья была идея создания на пустом месте чувств к папиному кредитору, но все действующие лица в этой истории не вызывали ни малейшей симпатии. Я посчитала наш разговор законченным и попыталась захлопнуть дверь, но Хайнрих-младший торопливо всунул свою ногу в закрывающийся просвет.
– Инорита Ивонна, вы не можете так со мной поступить, - заявил он мне.
– Со стороны вашей семьи это очень некрасивый поступок.
– Для вас я - инора Брайнер, - холодно уведомила я его.
– И я попросила бы не вмешивать меня в ваши дела с моим отцом. Я к ним никакого отношения не имею и иметь не собираюсь. И расплачиваться за его долги тоже не буду.
– Но вы так на меня смотрели, - обвиняюще сказал Клаус.
– Если вам что-то показалось, то винить в этом вы можете только себя. Я здесь совершенно ни при чем, - нахально ответила я. А ну-ка, дорогой, докажи обратное.
– Так, значит, - он набычился и смотрел на меня уже с угрозой.
– А как же понимать ваши слова на свадьбе о том, что наш разговор обращает на себя внимание?
– Именно так и понимать, - раздраженно сказала я.
– Неприлично приставать к замужней женщине, если вы еще не поняли. Инор Хайнрих, этот разговор бессмысленен.
– Действительно, больше разговаривать не о чем, - ответил он.
Но не успела я порадоваться, что хотя бы он проявил благоразумие, как мой несостоявшийся жених рванул на себя дверь и буквально внес меня в комнату. Я только испуганно вскрикнула, так как о намерениях его догадаться было совсем несложно. Но тут он увидел Аниту, которая наблюдала эту гадкую сцену, приоткрыв от удивления рот, и растерянно остановился.
– Инор Хайнрих, покиньте немедленно мою квартиру, - дрожащим голосом сказала я.
– И чтобы я вас больше не видела.
– Иви, так стражников надо позвать, - очнулась подруга.
– Стражников?
– Клаус расхохотался и весьма гадко.
– Боюсь, что хозяйке этой квартиры ваша идея не понравится, не так ли, инорита Ивонна?
Да, папа, подкинул ты мне проблему. Нужно было разругаться с тобой прямо тогда, когда я обнаружила в своей чашке эту гадость. Но, видно, я от тебя подхватила эту нездоровую тягу к авантюрам, иначе ничем не объяснить ту глупость, что я сотворила на свадьбе Барбары.
– Инора Брайнер, - поправила я папиного кредитора, - именно так я вас попрошу впредь ко мне обращаться. Пожалуй, стражников мы действительно звать не будем. Но вы сейчас уйдете и больше здесь не появитесь.
– Я-то уйду, - он больше не старался казаться ни милым, ни вежливым, и это пугало до дрожи в коленках.
– Да только ты сама ко мне прибежишь, да еще прощения просить будешь.
С этими словами он развернулся, вышел и даже дверь за собой захлопнул. С такой силой, что будь обои приклеены нами не столь качественно, то они непременно сползли бы на пол. Но это меня волновало в последнюю очередь. Ведь Клаус явно что-то знал такое, что позволило ему вести себя подобным образом, и, боюсь, это что-то имело непосредственное отношение к моему отцу.