Завещание ворона
Шрифт:
Лизавете навстречу вышла женщина лет сорока.
— Это ваш заказ из магазина.
Лизавете было лениво играть дальше. Она достигла цели. Она попала в лагерь противника, и теперь можно было употреблять власть.
— Но мы не заказывали с доставкой, нам надо еще все просмотреть, может быть нам что-то не понравится. И вообще, нам никогда не привозили заказ. Я ничего не понимаю, может, вы что-то напутали? — уже с подозрением глядя на гостью, говорила женщина.
Но Лизавета и не думала ее слушать. Она стремительно двинулась в дом. Прошла через небольшой холл и по-хозяйски расположилась в просторной гостиной.
— Ты, что ли, главная тут? — нахально разглядывая женщину, спросила она.
— А вы, собственно говоря, кто? — грубо спросила женщина. — Я вызову охрану. Что вы себе позволяете?
Женщина повернулась к выходу, но Лизавета на чистом русском языке ее остановила.
— Да, брось ты, девочка, я жена Джоша. Сядь. Мне надо поговорить с тобой.
Женщина совершенно растерялась, но послушно присела на край дивана.
— Значит так, я хочу знать все про ваш союз нерушимый. За знания я плачу. Потому что учиться, как и лечиться даром — глупо и бесперспективно. Давай, в накладе не останешься, земеля.
Глаза женщины алчно сверкнули, и русская смекалка сработала мгновенно.
— Да что рассказывать... Да, я тоже русская, в переходном возрасте сбежала из дома, а потом все по старинной схеме. Добрые люди пригрели. Я была подарком для Джоша на четырнадцатилетие от его отца, вот с тех пор я здесь. Пастухом работаю. Девочек выпасаю.
— И сколько числом будет?
— Да, немного, всего семь, да я восьмая.
— Значит, ты здесь почти восемнадцать лет? — с ужасом констатировала Лизавета.
— Получается так, — с холодным спокойствием ото звалась женщина.
— Как зовут тебя?
— Ларисой дома звали, а здесь Лара просто.
— Знаешь, Лариса, давай прикроем все. Я отправлю девчонок по домам. У меня хватит и средств и связей. Надо прекращать этот первобытный строй.
— Как ни странно покажется вам, Лиза, — и у Лизы зашлось сердце, эта Лара знала ее имя, — но никто не уедет домой... пока. А что там, дома? Нищета, работа на макаронной фабрике? Покупка трусов — событие месяца! Они уже отравлены нормальной жизнью. А главное, они все любят твоего Джо. Да, его здесь сократи ли, но только в имени. За него все девчонки еще и борются. Все деньги откладывают на будущее, правда будет ли оно... хотя это уже не важно.
— Лара, а ты? Ты не хочешь вырваться? Или ты тоже его любишь?
— Нет, нет я просто не могу. У меня своя проблема. Она нас держит. Хотя мне часто снится дом... и мама. Я очень хочу назад. Они, наверное, думают, что нас уже и на свете нет...
— Кого нас?
— Да сын у меня от него, Симочка. Болен с рождения. А сейчас вообще прогрессирует эта беда. С сетчаткой там, совсем ослепнет скоро... Операцию только в Америке можно сделать, а я еще денег таких не скопила... ну, вам это все малоинтересно, и вряд ли это войдет в сумму вознаграждения за информацию.
— Лариса, я все равно для себя все решила. Я не знаю, почему говорю вам об этом, но я не буду больше с ним жить. Я уеду, а вы уж продолжайте свои африканские ритуальные танцы без меня. Оставьте ваш телефон, я постараюсь вам помочь. — Лизавета тяжело поднялась и направилась к выходу. — Спасибо за правду.
Лизавета вынула деньги и положила на бюро. Лара мгновенно переместила сумму в карман. И как-то знакомо взглянула на Лизавету. Только в такси, которое мгновенно появилось, Лизавета вспомнила этот взгляд. Так смотрели на нее только молоденькие женщины, презирающие ее возраст и восхищающиеся силой и мо л од остью Джошуа.
Как только Лизавета вошла в дом, зазвонил телефон.
— Лиза, Павла арестовали. Вылетай срочно — беда у нас.
Большего от Тани добиться было невозможно, потому что она ревела не переставая и несла какой то нечленораздельный бред про растление малолетних, про растрату.
Весь следующий день Лизавета подробно собирала вещи, которых набралось не мало. Заказала билет в Штаты, последнее не составило труда, поскольку с визой у нее не было проблем. И все время регулярно говорила по телефону с мужем, ничем не выдавая своих намерений.
Вечером Лизавета позвонила но телефону, написанному на мятом клочке.
— Лара, я улетаю завтра. Как зовут твоего сына?
— Сима... Серафим. А это вы к чему? — встревожено спросила Лара.
— Завтра с утра поставь ему визу в посольстве США. Там все будут в курсе, а в три пополудни вези его в аэропорт. Будем лечить твоего шестикрылого. Но условие: нашему муженьку, горе-производителю, ни слова. Вот поправим парня, тогда и отчитаемся.
Молчание повисло банановой веткой. Лизавета не торопила, уж кто-кто, а она точно знала, что значит больное дитя и детская могила. Она знала, что ей скажет Лара, потому что, когда умирал в России ее сын, она молила о чуде и день и ночь, тогда Бог не услышал и забрал ее мальчика. И Лара сказала такое понятное для Лизаветы:
— Спасибо.
И не было в этом «спасибо» обычного восклицательного знака. Как будто какая-то неведомая сила объединила двух женщин, и это единение не нуждалось в словах. Был только сын, которого одна женщина мечтала спасти, а другая точно знала, что она это сделает.
— Пристегните ремни. — Стюардесса внимательно обходила пассажиров. Лизавета, никогда не увлекавшаяся алкоголем, достала «Джеймисон», купленный в аэропорту, прямо из горлышка отпила и протянула бутылку чудаковатому молодому мулату, сидевшему рядом.
— Спасибо, мне нельзя, — сказал парень.
— Скоро напьемся, ты у меня прозреешь, как старик Паниковский.
— А кто такой Паниковский? — спросил Серафим.
— Паниковский — это такой Гердт, но до этого ты будешь доходить всю оставшуюся жизнь. Я гарантирую тебе большой остаток, а главное, чтобы ты его увидел в полном объеме и ничего не проглядел.
«Пашка то, тоже мне, растлил там кого-то. Куда ему против моего...» — преступно-радостно мелькнуло в голове Лизаветы.
Серафим, заснув, уронил голову ей на плечо, и Ли завета замерла, боясь разбудить парня, ее мальчика, теперь ее.