Завещание ворона

Вересов Дмитрий

Зискин спрятал улыбку в пышных усах.

— Тюрьма здесь, конечно, неплохая. А вот после суда вас могут перевести в не столь приятное местечко...

— Давайте ручку... Ну все, я теперь свободен?

— Не спешите, мсье. Вы ознакомились не со всеми документами...

В следующей бумажке говорилось, что он, Константин Асуров, принимает на себя обязательства по компенсации морального и материального ущерба нынешнему владельцу «Русского Аполлона» господину Нилу Баренцеву. Перечисление позиций, составляющих ущерб, занимало три убористо распечатанных листа, а общая сумма зашкаливала за девять миллионов.

— Это

уже разбой! Какие, к чертям, девять миллионов, он что, свихнулся?! Да я же ему этот салон из руин поднял, на блюдечке преподнес! Это он мне должен!

— Прекратите брызгать слюной, Асуров, и выслушайте меня. Своими махинациями вы нанесли ущерб деловой репутации моего патрона, которая дороже не только девяти миллионов, но и девяти миллиардов. Если бы я не был профессиональным юристом, обязанным стоять на страже закона, я вам сказал бы, что полагается за такие дела.

— А вы скажите!

— Не дождетесь. Лучше подписывайте.

— А если я подпишу, а потом не стану ничего платить?

— Рискните, коли угодно. Только позвольте налом нить, что освобождение ваше является условным, дело не прекращено, а лишь приостановлено.

— Да? И на какой, интересно, срок?

— Здесь же сказано — на пять лет. Либо вы за это время погашаете свой долг, либо отправляетесь в тюрьму на двадцать лет без права апелляции. Можете не сомневаться, это мы вам организуем.

— Да уж...

— Все платежи прошу проводить через нашу контору, «Зискин и Перельман», адрес вы знаете... И еще, уже на словах. Патрон просил передать вам — если с ним что-нибудь случится, все ваши долговые обязательства перейдут к другим людям... скажем так, куда более жестким... Вы меня поняли?

Первое, что сделал Костя, оказавшись на свободе, — зашел в телефон-автомат и набрал номер Нила.

— Слушаю!

— Нил, это Константин Асуров, надо бы объясниться...

— Константин Асуров? Простите, я такого не знаю.

Конечно, Асуров не был бы Асуровым, не будь у него надежно припрятанной заначки на черный день. Достав ее, он и рванул... Куда? Да к своей старой во всех отношениях зазнобушке, Ольге свет Владимировне, благо она как раз принимала участие в грандиозном концерте по случаю очередного объединения Европы. В Брюсселе, рукой подать...

Намерзся, как собака, у входа, налаялся с охраной, но своего все же добился — по пути от дверей до лимузина, выцепила она его близоруким взглядом из толпы поклонников, признала.

— Костя!

— Оленька!..

Он не знал, какие отношения связывают ее с сыном, возможно, Нил уже посвятил ее в эту малоприятную историю, а потому его версия событий была выстроена крайне дипломатично, с предельной приближенностью к фактам, с покаянным признанием своей вины, но при полной подмене мотивировок. Дескать, по глупости погорел, по неопытности, хотел как лучше для Нила Романовича... Баренцева ни в чем не винил, наоборот, всячески восхвалял за благородство и справедливость, ни словом не обмолвившись о том, что драгоценный ее сынуля лишил последних средств к существованию, пустил, можно сказать, по миру...

С разомлевшей от ласк Ольги Владимировны Асуров взял твердое слово: сыну об их отношениях — ни гу-гу!..

* * *

— Северин, ты гений! Сегодня твои бумажки выручили нас дважды... Линк, доставай!

Линк, улыбаясь во весь рот, извлек

из сумки бутыль хорошего французского коньяка.

— «Курвуазье»? Я тронут... Жаль только, что после желтой лихорадки, которую я подхватил в Бирме, мне категорически запрещены крепкие напитки, даже в малых дозах. Ничего, выпью пивка... — Северин открыл холодильник, но ничего, похожего на пиво, там не обнаружилось. — Так, похоже, кончилось. А «Кайзер» давно закрылся... Слушай, Линк, может, сгоняешь на заправку, у них круглосуточно? Как выйдешь, через мост налево. А мы с Энн тем временем поджарим мясо и приготовим салат.

Линк поднялся.

— Да я и сам больше пиво уважаю...

— Кошелек в куртке, куртка в прихожей, — напомнила Энн.

Северин отправил замороженные антрекоты в микроволновку, выложил на тарелку сыр, достал из буфета бокалы, разлил коньяк.

— Твое здоровье! Прозит!

— Но тебе же нельзя коньяк!

— Кто сказал? — Северин поднес бокал к губам, сделал маленький глоток. — Блаженство!.. Кажется, есть один способ решить вашу проблему.

— Ты о?..

— О ней самой. Есть у меня в Амстердаме один умелец, Йос Вламинк, честнейший парень, в одной камере сидели... Я тут утречком с ним связался, поговорили на нашем птичьем языке. В общем, он готов взглянуть на вашу вещь, но...

— Что ты замолчал?

— Рисковать он не хочет. Золото пойдет в переплавку, камешки — поштучно... По прикидкам, в цене потеряете раз в пять, рынок сейчас не очень... Но других вариантов предложить не могу, да они и вряд ли существуют. Ты подумай.

— Я подумаю. Линку ничего не говори. Я должна сама принять решение.

— А зачем, по-твоему, я его за пивом отправил? Только смотри, не очень долго раздумывай, Йос ждать не будет...

— Налей еще, я, кажется, заболеваю. Голова трещит, продуло, наверное... А болеть некогда... Мне нужно дня два, от силы три. Хочу попробовать одну штуку. Если не получится, тогда, наверное, придется ехать к твоему Йосу...

Глава тринадцатая

Крокодилы, пальмы, баобабы. И жена...

(октябрь 1995, Кения)

Новый каталог принесли с почтой.

Лизавета, не вставая с кровати, принялась рассматривать последние поступления в магазин — именно в магазин, потому что магазин, публикующий каталог, был единственным в городе. Сезонные скидки произвели на нее сильное впечатление, и Лизавета с несвойственным ей темпераментом, даже толком не позавтракав, кликнула секьюрити и помчалась в центр города с азартным чувством приобретения.

Водитель и охранник, как всегда, молчали в пути. И даже столь ранний выезд хозяйки нисколько не возмутил прислугу. Уже подъезжая к магазину, Лизавета отметила про себя скопление известных автомобилей. Значит, не одна она сегодня позавтракала быстрее обычного, что неприятно огорчило ее. Планы покупок уже окончательно созрели в пути, и заработал советский страх оказаться неотоваренной за счет конкурентов. Ли завета неприлично скоро для своего статуса влетела в торговый зал и заметалась от прилавка к прилавку. Секьюрити быстро наполнял корзину и послушно следовал за хозяйкой, как вдруг Лизавета заметила, что две незнакомые белые женщины просто сметали все самое лучшее просто перед ее носом. Коляски с вещами и обувью у них принимал абориген и, расплачиваясь в кассе, вывозил все к микроавтобусу.