Завещание ворона
Шрифт:
— Вот еще, спекулянтки выискались!
Лизавета, оставив охранника ждать, решила выяснить конкурентов. Она вышла к автобусу и задержалась, встречая нагруженного аборигена.
— Ну, зачем тебе так много этих туфель! Я специально приехала именно за этим фасоном. Продай хоть одну пару! — Лизавета специально наигранно-небрежно завела разговор.
— Не могу никак, мадам, я только исполняю поручение господина, а его женщины все отбирают. Там все по счету.
— Да какой может быть счет! Что у него гарем, что ли?
— Да, госпожа, гарем что ли, — уныло отозвался грузчик.
Лизавете стало смешно и интересно: во что наряжают женщин из гарема. Она отошла от машины, но так, чтобы было видно, что и сколько грузят. А грузили
— Юль, думаю, что на всех не хватит, а хозяин вообще обалдеет, как узнает за какие гроши мы отоварились. Вот, хоть и принц, а экономит на каждой пуговице. Хорошо, что хоть заказ приняли и через неделю подвезут остальное, а то девчонки передерутся. Жене, небось, денег не жалеет ни на что, а нашим девчонкам за нее такое приходится вытворять, что не приведи Господь.
Лизавета ошарашено проводила взглядом женщин, которые быстро забрались в машину, сильно хлопнув дверцей. Автобус мгновенно тронулся, но Лизавета успела прочитать номера. Сомнения ее не обманули — эта была машина из гаража драгоценного супруга.
Лизавета поспешно забралась в свою «БМВ» и двинулась за автобусом. То, что такое количество женской одежды предназначалось не ей, для Лизаветы было очевидно, но тогда кому и зачем. Гуманитарной помощью давно занималась сама Лизавета, да и не похож этот ассортимент на гуманитарку. Между тем автобус повернул из центра города и скоро остановился у высокого каменного забора. Никогда прежде Джош не привозил ее сюда и не говорил о том, что у него есть этот особняк. Забор был настолько высок, что только малая часть крыши была видна за деревьями. Лизавета припарковала машину так, чтобы видеть как будут выгружать товар, и кто будет встречать подозрительный груз.
Сначала из машины вышел слуга, он ключом открыл автобус, что немало удивило Лизавету. Женщины проворно выскочили из машины, и в этот момент сразу открылись железные ворота. Сначала дамы прошли во двор, и только потом въехала машина. Ворота закрылись так же быстро, как и открылись, но Лизавета успела нажать на газ и проехать мимо. Закрывал ворота бывший слуга супруга, который как будто бы был уволен хозяином несколько месяцев назад но причине болезни, и это событие тогда расстроило Лизавету. Этот старый слуга много лет служил в семье мужа, и то, что старик жив и здоров и, мало того, работает как ни в чем не бывало, а Лизавета этого не знает, сильно встревожило ее. Спрашивать напрямую мужа Лизавете не хотелось, интуиция подсказывала ей, что за этим всем кроется тайна и скорее всего малоприятная. Надо самой размотать этот клубок. Лизавета поехала вдоль забора, который шел по всему периметру, и с противоположной стороны обнаружила еще один въезд, парадный. Ворота были закрыты.
Лизавета проехала немного дальше, притормозила и, не закрыв машину, вышла. Глухими эти ворота можно было бы назвать только условно, поэтому в зазор она рассмотрела весь двор и дорогу, ведущую к скромному входу. То, что она увидела не сразу — вернее не сразу поняла, что она увидела, — заставило ее метнуться к своей машине и на скорости удалиться прочь от особняка.
За семь лет Лизавета привыкла к тяжелому климату Кении, к новым продуктам и даже научилась готовить, правда, она это делала только под настроение, потому что повар в доме был непревзойденным кулинаром и мог удовлетворить даже самого капризного едока. С Джошуа они объездили всю страну в первый же год их совместной жизни. Национальные парки с множеством диких животных, озеро Виктория, гора Кения, вулканы Эндрью и Телеки, кофейные плантации, саванны, Индийский океан — все успела посмотреть за эти годы Лизавета.
В силу своего деятельного характера и привычки трудиться Лизавета быстро нашла себе дело. Организация гуманитарной помощи малоимущим оказалась для нее прекрасной возможностью проявить свой талант — выколачивание средств из богатеев. Видно, сказалось пролетарское происхождение. Только отбирать у богатых и раздавать бедным, как оказалось, можно без революций, а цивилизованным добровольно-принудительным способом. В частых поездках с Джошуа по стране Лизавета завязала множество нужных контактов и связей. А природная восприимчивость к иностранным языкам, о которой прежде Лизавета и не догадывалась, стала незаменимым помощником в деле.
С годами муж все реже и реже брал ее с собой, но поскольку его командировки были непродолжительны, то Лизавета сама не настаивала и со временем вообще перестала сопровождать супруга, а в свои деловые поездки по стране смело отправлялась самостоятельно. Вместе им приходилось бывать только на протокольных обязательных мероприятиях, которые, к счастью, проходили преимущественно в столице. Лизавета не любила приемы, но высокий статус мужа обязывал ее терпеть, что для Лизаветы было природным состоянием. Уж что-что, а терпеть, как все русские женщины, она умела.
Джош никогда не подавал повода для ревности, поэтому этой болезнью она никогда не болела. Ей даже нравилось ловить на себе презрительно-удивленные взгляды, обычно это случалось в европейских поездках. Особо зловредные и одаренные в математике любили вежливо называть Джоша сыном, но это ничуть не расстраивало Лизавету, а напротив веселило их обоих. А в Кении это вообще никого не удивляло. Правда, Лизавета для своих сорока восьми выглядела прекрасно. Лицо, никогда в прошлой жизни не видевшее никаких масок и кремов, с радостью воспринимало все новомодные дорогие процедуры, которые в местном косметическом элитном салоне делались на высоком уровне. Только руки выдавали и возраст, и тяжелый деревенский труд в молодости. Поэтому она не любила носить кольца, которых была полная шкатулка.
— Вот Нюта замуж пойдет — будет ей приданое, — часто приговаривала Лизавета и не противилась очередному мужнину подарку.
А подарков за годы жизни в Найроби накопилось достаточно. Джош был по-настоящему щедрый мужчина. Он сам получал необыкновенное удовольствие выбирать, покупать и дарить своей дорогой и любимой жене изысканные дорогие мелочи. Лизавета, даже если ей дар совершенно был ни к чему, изображала бурный восторг, а потом припрятывала «на черный день». Русские не могут жить, не думая о «черном дне» и «жареном петухе», который может клюнуть любого. Вот только перевести смысл последнего на любой другой язык не представляется возможным. И чем лучше и спокойнее жизнь, тем чаще об этом думается...