Заветы Ильича. «Сим победиши»
Шрифт:
Видимо, за 5 минут «секретничанья» во время пребывания в Горках разговор о партийных делах не закончился, и Каменев обещал изложить свои соображения в письме. Письмо это Ленин получил, судя по всему, 15-го и, к сожалению, оно не сохранилось. Так что о его содержании можно судить лишь по ленинскому ответу.
Каменев откровенно написал о том, что предполагаемую процедуру отправки на лечение можно использовать для того, чтобы отодвинуть некоторых членов ПБ в сторону. И прежде всего речь идет о Троцком. Он претендует на особую роль в партии, а посему представляет собой главную угрозу губительного раскола. И его пребывание в Политбюро якобы превращает этот руководящий орган в корабль с не заделанной брешью, когда ради спасения приходится выбрасывать пушки за борт. Вопрос же о том, кого — куда следует решать не на заседании ПБ или членов ЦК, а на более узком «частном совещании».
Наверняка Лев Борисович писал не столь прямолинейно — он даже не назвал фамилии Троцкого. Но Ленин понял, кого он имеет в виду под «здоровой пушкой». Цитируя письмо Каменева, Владимир Ильич пишет: «“Выкидывает ЦК или готов выкинуть здоровую пушку за борт”, — Вы пишите. Разве это не
1 РГАСПИ. Ф. 16. Оп. 2. Ед. хр. 12. Л. 45.
чрезмерное преувеличение? Выкидывать за борт Троцкого — ведь на это Вы намекаете, иначе нельзя толковать — верх нелепости. Если Вы не считаете меня оглупевшим уже до безнадежности, то как Вы можете это думать???? Мальчики кровавые в глазах…»
Что касается «частного совещания», которое решит, кого отправлять на отдых, а кого оставить, то его надо отложить для того, чтобы: «1) позондировать почву сначала и 2) обеспечить, что совещание не взорвет страсти. Я ругаться не буду наверняка. А другие?» В ответ, вероятнее всего по телефону, Каменев пообещал провести совещание с коллегами и о его итогах сообщить Ленину1.
16 июля с утра к Ленину пришел Бухарин, отдыхавший в соседнем доме отдыха. «Говорил за обедом об урожае, — пишет Кожевников, — о стабилизации рубля, о понижении процента учета Госбанком, а потом с глазу на глаз о партийных делах. На Николая Ивановича В.И. произвел очень хорошее впечатление и Н.И. тоже нашел, что зимой после утомления В.И. бывал часто хуже и вид у него теперь лучше, чем зимой…
После ужина было вторичное свидание с Бухариным, продолжавшееся 10 минут. Во время свидания, между прочим, В.И. спросил Н.И., что нового в Германии. На уклончивые ответы Бухарина В.И. заявил: “Ну Ратенау ухлопали, а кого-нибудь еще ухлопали?” Откуда В.И. узнал об убийстве Ратенау [немецкого промышленника и политического деятеля], он не сказал. После свидания В.И. читал»751752.
Вероятно, в беседе с Бухариным был затронут и вопрос о высылке за границу руководителей уже упоминавшихся «антисоветских групп интеллигенции». Дело это приобретало все более затяжной характер. 1 июня 1922 года ГПУ представило в Политбюро ЦК РКП(б) докладную записку, в которой анализировались настроения различных оппозиционных групп в ВУЗах, общественных организациях, частных издательствах, на различных ведомственных съездах, в кооперации, трестах и других учреждениях753.
Готовил записку особоуполномоченный ГПУ, бывший эсер, ставший большевиком в 1917 году, Яков Агранов. И поскольку лояльная интеллигенция, то есть большинство специалистов, которые строили, лечили и учили Россию, находились вне сферы его интересов, то выборочные агентурные данные, приведенные им, рисовали достаточно мрачную, а главное — масштабную картину грозящей опасности.
Главный вывод сводился к тому, что «ослабление репрессий окрылило надежды антисоветской интеллигенции, и в последнее время различные ее слои в разных формах ведут… упорную контрреволюционную работу». А это «диктует необходимость принятия ряда мер по пресечению деятельности руководителей движения»1.
8 июня Политбюро обсудило представленный Уншлихтом соответствующий доклад и приняло развернутое постановление. В частности, именно на этом заседании было принято решение «о создании особого совещания из представителей НКИД и НКЮ, которому предоставить право в тех случаях, когда имеется возможность не прибегать к более суровому наказанию, заменять его высылкой за границу или в определенные пункты РСФСР»754755.
Особое совещание, как орган внесудебных репрессий, было учреждено в России Александром III еще в 1881 году и просуществовало до 1917 года. Именно его решениями отправлялись в Сибирь активные участники оппозиционного и революционного движений самых различных партий. В их числе были и большевики — Ленин, Сталин, Дзержинский, Троцкий и другие.
При рассмотрении положения об Особом совещании во ВЦИК, его название — дабы не напоминать о «старом режиме» — заменили на Особую комиссию, сократили срок возможной высылки — в сравнении с прежним Особым совещанием — с пяти до трех лет, а главное — узаконили возможность замены ссылки в Нарым или Туруханский край высылкой за границу756.
На том же заседании Политбюро 8 июня для рассмотрения списка высылаемых «верхушек враждебных группировок» учреждалась комиссии в составе Уншлихта, Курского и Каменева, а также несколько других комиссий по проверке союзов специалистов.
И уже 22 июня Уншлихт представил список из 11 врачей, кои «за использование своего положения делегатов съезда для антисоветской агитации, рассчитанной на подрыв доверия к Советской власти в момент внешних затруднений», отправлялись на два года в административном порядке в голодающие губернии, Киргизию и Туркестан для работы по специальности, предоставив им неделю на сборы1.
А на места за подписью Уншлихта пошли телеграммы с требованием доставки в Москву списков «антисоветской интеллигенции», подлежащей ссылке или высылке. Так решение Политбюро и указания Ленина в письме от 19 мая 1922 года о «штучном» отборе из «верхушек» стало приобретать расширительный характер. И теперь анализ мотивов высылки (иначе, как выразился Владимир Ильич, — «мы наглупим») из рук членов Политбюро и наиболее образованных коммунистов переходил в компетенцию местных чекистов. Немудрено, что только из Украины сразу же пришел список на 73 человека, кои были сочтены «вредными» и «неблагонадежными»757758.