Завтра нас похоронят (авторская редакция)
Шрифт:
– Родина подождет. Президент устал.
И это она говорила всегда, когда никто не слышал и когда следовать за ней не могла даже охрана.
Карл знал Гертруду Шенн почти сорок лет – с младшей школы. Она была его лучшим другом – в классе, в университете, в полиции. Потом был недолгий период абсолютного счастья: они одновременно влюбились, завели детей, стали дружить семьями. Все должно было так и остаться, но пошло под откос. Об этом Ланн вспоминать тоже не любил.
Потом Труда ушла в политику. Рихард толком не знал, какими дорогами она поднялась так быстро,
И с давних времен Рихард с Трудой, встречаясь, пили пиво и ели бутерброды или еще что-то столь же дешевое. Менялось время, менялись любовники Труды, прибавлялось седины у Рихарда… но это оставалось. Вот и сейчас он сидел за столом, наблюдая за ножом в ее руках. И думал о том, что он единственный в стране, кому Госпожа Президент специально нарезает колбасу такими толстыми ломтями.
– Как работа? – Она улыбнулась.
– Ничего. – Он начал открывать бутылки пива. – Бывало хуже. А… твоя?
– Сам видишь. – Звучало безнадежно. – Я на ней сдохну.
Она разложила горку бутербродов прямо на широкой деревянной доске и села напротив Рихарда. Он протянул руку и накрыл ее запястье своим.
– Нет, старушка. Не допущу.
Она рассмеялась и отпила пива, со вздохом заглянула в горлышко бутылки, точно ожидая увидеть там решение своих и общегосударственных проблем, а затем медленно начала, подаваясь вперед:
– Рихард, есть новость. Служба разведки мне кое-что сообщила…
– У тебя все еще есть служба разведки? Не все скопытились?
Она откусила сразу полбутерброда, некоторое время жевала, осуждающе глядя в упор, и наконец гордо произнесла:
– У каждого президента есть служба разведки. Так вот. Наши западные друзья засылают шпиона. Точнее, собираются. В ближайшее время. Позывной – Красная Гроза. Я примерно знаю и суть его плана, но план… откровенно смешон, так что гадаю, не дезинформация ли.
– Красная, говоришь? – Заинтересованный Рихард отставил бутылку. – В таком случае ты уверена, что друзья западные?
– Более чем. Но ты верно угадал, поговаривают, был у него период работы на самые разные режимы. Но сейчас – одни звезды и полоски.
Гертруда говорила без тревоги. Впрочем, она и не одного шпиона повидала. От страны отвернулся мир, но миру по-прежнему было иногда любопытно сунуть нос в чужие дела и, возможно, что-то с этих дел поиметь, тем более, когда президент – женщина. Слабая женщина, ха.
– И ты желаешь, чтобы я отследил его появление и застрелил раньше, чем он что-то разнюхает? – уточнил Ланн. – Для этого у тебя есть служба разведки.
– Нет, Рихард. – Она усмехнулась. – Я хочу, чтобы этот человек попробовал сделать именно то, для чего его и отправляют. Попался мне. Он должен приручить меня. А я хочу приручить его.
– Дальновидно. –
– Скоро. Но пока забудь о нем. Это тебе так, информация на опережение.
Она отодвинула доску и, положив руки на стол, устроила на них подбородок. Взгляд светлых глаз быстро обежал тесную кухню.
– У тебя одиноко, Рихард. Как ты тут живешь? Заведи себе кого-нибудь. Девушку, – на лице появилась хитрая улыбка, – или хоть собаку.
– Не надо, – отрубил Ланн.
Изящные брови приподнялись, потом Труда снова улыбнулась.
– А ты не меняешься. Мой большой злой волк. – Она встала, отошла к окну и, обернувшись через плечо, спросила: – Как там Карл? Привык к нему? А он к тебе? Не обижаешь?
Рихард потянулся за сигаретами. Ответить было нечего, кроме «Нормально». За ним по-прежнему наблюдали, и он неохотно добавил:
– Он сильнее, чем я думал.
– Что ты имеешь в виду?..
Рихард усмехнулся. Слова подразумевали слишком многое. Слова – как и принятие их смысла – дробились в десятках осколков. Некоторые были предельно простыми.
– И как ты ухитряешься…
Десятка. Несколько подряд. Не было таких мишеней – неважно, подвижных или нет, – чтобы Ларкрайт промазал. И даже руки не дрожали.
– Я же говорил. В нашей части была отличная подготовка.
Не признаваться же, что он думал, будто Карл отсиделся в штабе с бумажками, что лицо у него как у богатого сынка, что его ветром сдувает, какие там нормативы? Оставалось промолчать и закурить.
– Ну и к чему же вас так готовили?
Снова острый блеск глаз. Короткое движение – очки исчезли в кармане.
– К войне, герр Ланн.
Что ж. Попал, куда надо. Посмотрим, сколько выдержишь.
Гертруда вернулась к столу. Что-то насторожило ее и, в общем-то, не зря. Остановившись, она наклонилась к лицу Рихарда и вкрадчиво прошептала:
– Я люблю тебя. Но если я узнаю, что…
– О чем ты? – ровно перебил он.
Она выпрямилась.
– Людей не спасают из огня, чтобы потом издеваться над ними. Чтобы устраивать им всякие испытания. Чтобы ломать их. А я знаю, как ты умеешь последнее. Ричи, не забывай, к нему у меня особое отношение. Ты ведь помнишь, кем был его отец.
Рихард помнил: правозащитник, всегда кого-то спасал. У Йозефа Ларкрайта на старых снимках тоже было тонкое интеллигентное лицо, узкие плечи, очки. Он не размахивал кулаками, но почему-то в какой-то момент люди, меняющие власть, сочли его столь опасным, что убили – без суда, скандал на всю Европу. И эта история чуть не повторилась с сыном. С сыном, которого Рихард теперь пытался опекать.
Он не сомневался: мальчишка будет таскать бумаги. Да что он сможет? Журналисты из братии недобитых гуманистов – чахлые изнеженные твари, которые слабо представляют, с какой стороны пистолет стреляет. На кой черт такой человек в Надзорном управлении? Чтобы завтра же зарыть?