Завтра утром
Шрифт:
Фары его машины высвечивали старые надгробия и участки на кладбище Леблан, и он приказал себе успокоиться, поверить в себя; он не сможет ей помочь, если придет в бешенство. И все-таки его пронизывал ужас, какого он никогда не испытывал.
В причудливые кованые ворота, которые только что открыл сторож, за ним проехали другие полицейские машины.
— Господи, только не это, — прошептал он, остановив «кадиллак». Снова пошел дождь.
Он сразу заметил это, когда выбрался из машины. Свежая куча земли, в которой начали
Нет, нет, нет! Неужели она зарыта здесь и все еще пытается выбраться?
— Туда! — закричал он. Брюки у лодыжек уже вымокли. Мигали фонарики, люди что-то кричали, копы в дождевиках с лопатами, кирками и ломами окружили могилу.
Высокий полицейский сунул Риду лопату, и они принялись лихорадочно копать, стараясь спасти чью-то жизнь, и каждый знал, что все они борются с Гробокопателем.
К черту экспертную группу, думал Рид, активно работая лопатой. Нужно лишь спасти Никки! Он напряженно прислушивался, стараясь уловить из-под земли какой-нибудь звук, и еле замечал, что другие полицейские под шум раций и звонки мобильников оцепили территорию и начали натягивать сетку.
Он усердно копал. Сердце замирало от страха. Он знал, что секундное промедление может стоить жизни Никки.
Держись, милая, думал он, бросая землю за спину, лопата за лопатой. Я иду. Только держись!
Все быстрее и быстрее он отбрасывал землю; полотна дождя поблескивали на надгробиях и плясали в свете фонарей. Он не стал надевать дождевик, только с силой вгрызался в землю, раз за разом.
Ну же, Никки, держись, говорил он про себя, вспоминая ту ночь в Сан-Франциско, когда он в темноте сидел в засаде и сквозь ставни смотрел как будто на любовные игры, но вдруг понял, что тени, которые он видит, ведут не игру, а смертельную борьбу. Рид бросился в дом, перепрыгивая через две ступеньки до квартиры той женщины, но было поздно.
Сейчас такого не будет.
Этого не случится. Только не Никки. Рид снова обратился к небесам с молитвой, продолжая копать. По спине стекал пот, холодный дождь молотил по голове. Люди что-то кричали. Дайана Мозес кудахтала над местом преступления.
Иди в жопу, подумал Рид, и тут лопата наткнулась на дерево.
— Что-то есть! — сказал второй коп, лопата которого стукнулась о крышку длинного ящика.
Они лихорадочно рыли лопатами и руками, отбрасывали землю, откапывали крышку гроба. Под свист ветра, шум дождя и голосов Рид силился расслышать хоть какой-то звук изнутри гроба. Но ничего не было слышно. Он стукнул по крышке. Пнул ее.
— Никки! — закричал он. — Никки!
О боже, неужели поздно? Как тогда? Неужели та кровь была ее?
— Не трогай гроб, — предупредила Дайана Мозес. — Это улика, Рид. Могут быть следы инструментов, отпечатки пальцев или…
— Открывайте. Сейчас же! — закричал он, не обращая внимания на Мозес, и вцепился в скользкую от грязи крышку. — Сейчас же!
Крышка держалась крепко. Ее заклинило.
Сердце колотилось. Вместе с плотным полицейским он пытался поддеть крышку ломом, наваливаясь на него всем весом, моргая от дождя, вглядываясь в ночь.
— Бесполезно, придется поднимать, — крикнул им Клифф Зиберт.
— Времени нет! — заорал он в ответ, еще сильнее наваливаясь на лом.
— Вызовем технику.
— Да господи, надо сейчас же открыть эту херню! — Они с копом-здоровяком навалились на один лом, видно было, как напряглись их мускулы, вздулись вены на шее, сжались зубы. И он почувствовал, что крышка поддалась. Немного.
Здоровяк заревел и еще сильнее надавил на ручку. Раздался щелчок, крышка открывалась. Они оба оседлали гроб, увязая в грязи, подняли крышку, и оттуда донесся запах крови и смерти.
— Господи, нет, — прошептал Рид, ничего не слыша. — Никки! — Он вынул из кармана фонарик и с замирающим сердцем направил тонкий луч на окровавленное изувеченное тело в гробу.
Его чуть не стошнило, когда он увидел остекленевшие глаза мертвого Лироя Шевалье.
Никки вдохнула. Открыла глаза и увидела кромешную тьму.
В голове туман. Она потянулась и ударилась руками.
Как и до этого. Ты думала, это лишь страшный сон, но нет.
— Нет! — закричала она, попыталась сесть и снова стукнулась головой. Не может быть. Ее не могли запереть в гробу! Это какой-то безумный сон.
В крови подскочил адреналин.
В голове сразу прояснилось.
Под ней что-то было, и это что-то напоминало большое плотное тело, и… Никки ощупала свою ногу, бедро и грудь. Она с трудом могла двигаться, но поняла, что лежит голая и точно в каком-то ящике… Нет… только не это… Неужели это гроб? Гроб или нет, но ящик определенно двигался. Подпрыгивал при ударах. Или его везли. Она уловила рев двигателя. Видимо, грузовик везет ее к последнему, как думает Гробокопатель, приюту.
Вместе с трупом под нею.
Теперь понятно.
Ужас пронзил Никки, и ее чуть не стошнило. Неужели ее хотят похоронить заживо и к тому же, господи, прижатой к гниющему трупу?
Она задыхалась от страха. Начала скрестись и давить на крышку своей клетки. Та не поддавалась.
Это какое-то безумие. Ей надо выбраться! Надо! Из этой мрачной тесноты… Мозги плавились; у нее всегда была клаустрофобия в легкой форме, но она не может умереть вот так. Не может. Пока ее не закопали, время есть. Она может выбраться.
Думай, Никки. Не сдавайся. Сделай что-нибудь! Сделай что-нибудь умное!
Она заставляла себя сосредоточиться, прогнать панику.
Вспомнила, что пошла к родителям без оружия, хотя отец настаивал, чтобы она его носила. Если бы только у нее был сейчас пистолет, она могла бы спастись, но нет, пистолета не было, когда она нашла отца и оказалась лицом к лицу с Гробокопателем.
Гнусный психованный урод.
Подумать только, когда-то она сочувствовала ему.