Завтра, завтра, завтра
Шрифт:
Сложив лист вдвое, она написала: «ПРОЧТИ МЕНЯ». Как только Сэм запустит программу, экран монитора заполнят строки: «Прости меня, Сэм Ахиллес Масур». Если он примет ее извинения, программа завершится. Если отклонит, программа продолжит работу до тех пор, пока он не нажмет «Да».
Однако медсестра вернула листок неразвернутым. Сэм отказался его читать. Впрочем, когда вечером Сэди запустила программу на домашнем компьютере, программа не заработала. Сэди допустила синтаксическую ошибку.
Через неделю
– Что с тобой, моя милая Сэди? – встревожилась Фреда.
– Я запуталась, – шмыгнула носом та. – Я – дрянь. Я все испортила.
Сэди испуганно сжалась: сейчас Фреда обрушится на нее с упреками, закричит: «Я же тебя предупреждала!» – и погонит в больницу извиняться перед Сэмом, не слушая уверений, что Сэм ее ни за что не простит. Взрослые вечно полагают, что ребячьи проблемы не стоят и выеденного яйца и уладить их – плевое дело.
Но Фреда лишь кивнула и взяла ладошки Сэди в свои руки.
– Ох, моя любимая девочка, – сочувственно произнесла она. – Как тебе, должно быть, тяжело. Это великая потеря.
Фреда поднесла к уху громоздкий мобильный телефон размером с кирпич, отменила все деловые встречи и повезла Сэди в Беверли-Хиллз в их любимый итальянский ресторанчик. Ресторанчик был средней паршивости, зато очень уютный, а любезные официанты мило флиртовали с Фредой. Бабушка устроила для внучки роскошный пир: заказала обожаемого ею цыпленка с пармезаном и фруктовое мороженое, облитое сиропом и обсыпанное орехами. Только когда принесли счет, Фреда затронула болезненную для Сэди тему.
– Люди разные, Сэди. Есть такие, как ты и я. Крепкие и стойкие. Нас ничем не перешибешь. Мы все переживем. Выстоим в любую бурю. А есть такие, как твой друг. Хрупкие и слабые. Которые ломаются от малейшего дуновения ветерка. С которых надо сдувать пылинки.
– Но разве я переживала какие-то бури, бабуль? – удивилась Сэди.
– Да. Ты не дрогнула, сражаясь с болезнью сестры. Помогла ей победить рак. Ты держалась настоящим молодцом, хотя твои папа и мама этого, к сожалению, не замечали. А должны были! Но я-то заметила. И горжусь тобой, солнышко.
– Подумаешь, – смутилась Сэди. – Это не идет ни в какое сравнение с тем, что пережила ты.
– У младших сестер незавидная участь, уж мне ли этого не знать. И я горжусь тем, как ты помогала этому мальчику. Пусть все закончилось не очень хорошо, но ты поступала правильно. Творила добро и для него, и для себя. Оказывалась рядом в часы его кромешного одиночества. Когда он был потерян, слаб и несчастен. И пусть товарищ из тебя вышел неважный, ты подставила ему дружеское плечо, когда он больше всего нуждался в друге.
– Но ты же предсказывала, что это плохо кончится.
– Пф, – фыркнула Фреда, – предсказывала! Гадала на кофейной гуще. Нашла кого слушать! Старую бабку, рассказывающую сказки.
– Если честно, бабуль, мне его не хватает, – всхлипнула Сэди.
– Возможно, все еще наладится.
– Вряд ли. Он ненавидит меня, ба.
– Вот что я тебе скажу, деточка моя: если жизнь не обрывается внезапно, она длится долго. Бесконечно долго.
Сэди недоверчиво хмыкнула, но промолчала. Банальщина. Пусть и смахивающая на правду.
Прилетев в Кембридж, Дов не позвонил. Она знала, что он вернулся. Не мог не вернуться: близилась середина января, начинались лекции. Она не хотела звонить ему. Не хотела заявляться непрошеным гостем на порог его квартиры. И поэтому написала ему письмо. Она корпела над ним несколько часов, всячески переделывая фразы и переставляя слова, но образчика эпистолярного жанра из-под ее пера так и не вышло.
«Привет, Дов!
Играюсь в “Хроно Триггер”. Есть что обсудить».
Ответ пришел только через сутки.
«Уже играл. Но почему бы и не обсудить? Не хочешь заглянуть вечерком на огонек?»
Предчувствуя, что напросилась на собственные похороны, Сэди вырядилась во все черное: черное платье, черные колготки и черные «мартенсы». Секси. Обворожительно, но не вызывающе. Пусть Дов кусает себе локти. Пусть видит, что он теряет. Она села в метро и вышла на станции «Гарвардская площадь». Автостереограмма «Волшебное око» до сих пор висела на стене, размалеванная граффити и слегка обтрепанная по краям. Рождество закончилось, и люди потеряли к ней всякий интерес. Сэди решила повременить с Довом и еще разок посмотреть на плакат. Подойдите ближе, затем медленно отступайте назад. Прикройте глаза.
Она приблизилась к чудодейственному плакату, и сознание ее прояснилось. Неважно, что заявит ей Дов: она в любом случае не сорвется на крик и не захлебнется слезами. Не станет ни в чем его убеждать.
В дом она не вошла, хотя у нее были ключи, а позвонила снизу. Дов спустился и открыл ей дверь. Поцеловал в щеку и потянулся к ее пальто. Но она не захотела снимать его. Словно защищаясь от враждебного мира, она куталась в его защитный кашемирово-шерстяной кокон. Этот «кокон» Фреда купила в универсаме «Подвальчик Филене» и подарила первокурснице Сэди осенью, когда та собиралась в университет. «Держи, – улыбнулась бабушка, – не мерзни там».
– Я останусь в пальто, если не возражаешь, – сказала Сэди и посмотрела прямо в глаза Дова.
Скрестила на груди руки и приободрила себя: «Не раскисай».
– Прости, – вздохнул Дов, – но мы с Батией решили начать все заново.
Он сообщил ей, что увольняется из МТУ, пакует вещи – только сейчас она обратила внимание на горы коробок – и сдает в субаренду квартиру. Поэтому ему нужны ключи, которые он ей когда-то отдал. Покончив с рутиной, он вернется в Израиль и приступит к работе над продолжением «Мертвого моря».