Завтра, завтра, завтра
Шрифт:
– Не одному тебе, Сэм, – сухо отрубила Сэди. – Много вас таких.
Забравшись в постель, она натянула на голову одеяло и глухо произнесла:
– Мне надо вздремнуть. Выход найдешь сам.
Сэм уселся на стул, предварительно сбросив с него футболки и брюки.
– Дурацкий у тебя бушлат, – пробурчала Сэди из-под одеяла.
Через пару минут до Сэма донеслось мерное посапывание. Сэди уснула.
Сэм огляделся. Над кроватью висела фотография скульптурной композиции Дуэйна Хансона «Туристы». Над комодом – реплика «Большой волны» Кацусики Хокусая. Над столом – маленький рисунок в рамке. Лабиринт Лос-Анджелеса. Изящная бамбуковая рамочка
Примерно через месяц после того, как Сэм разругался с Сэди и обозвал ее сукой, он получил письмо. На конверте каллиграфическим почерком было выведено: «Господину Самсону А. Масуру», а в самом письме говорилось: «Шарин Фридман-Грин и Стивен Грин приглашают вас на бат-мицву своей дочери, Сэди Миранды… После церемонии, которая состоится в 10 утра, начнется празднование… Ждем вашего ответа…»
Сэм повертел приглашение в руках. На первый взгляд – неказистое. Но только на первый. Плотная кремовая бумага, объемный рубленый шрифт, линованный пергаментный конверт… Сэм уже достаточно повзрослел, чтобы понимать: самые дорогие вещи часто прикидываются простыми и незамысловатыми. Он поднес приглашение к носу и втянул волнующий, обворожительный запах первосортной бумаги. Нет-нет, этот запах не имел ничего общего с запахом денег. Потому что деньги, по мнению Сэма, воняли грязью. Этот же запах, насыщенный, чистый, богатый оттенками, напоминал ему запах только что вышедшей из печати книги, стоящей на полке в магазине, или запах Сэди.
Отложив приглашение, он внимательно исследовал конверт, и у него зачесались руки. Какой соблазн! Поводив конвертом над паром, он расклеил швы и превратил конверт в лист бумаги. Вооружился любимым карандашом «Штедлер Марс Люмограф» и принялся рисовать лабиринт. Сэм не всегда знал заранее, что собирается нарисовать, но в тот день в первых же очертаниях кругов и ломаных линий он с беспощадной ясностью увидел контуры Лос-Анджелеса, раскинувшегося с востока на запад. Начинаясь в Эхо-Парке, где жил Сэм, лабиринт заканчивался на равнинах Беверли-Хиллз, где жила Сэди. Петляя по Западному Голливуду, он взбирался на Голливудские холмы, змеился по Студио-Сити, спускался в Восточный Голливуд, в Лос-Фелиз и Силвер-Лейк и, покружив вокруг Коритауна, обрывался в Мид-Сити. Лабиринт полностью захватил Сэма, и он не услышал, как в его комнату вошел Дон Хён. Близилась полночь, и Дон Хён, как обычно, благоухал пиццей.
– Какая красота, – покачал он головой и потянулся к приглашению, валявшемуся на столе Сэма. – Можно посмотреть?
В отличие от бабушки Бон Чха, дедушка Дон Хён никогда не хватал вещи Сэма без спросу.
Сэм дернул плечами.
– Хорошо, когда тебя приглашают, – промолвил Дон Хён.
Апатия, навалившаяся на Сэма после разрыва с Сэди, не на шутку тревожила дедушку с бабушкой. Сэм ничего не рассказал им о причине размолвки, только бросил, что Сэди оказалась вовсе не той, за кого себя выдавала.
Сэм отложил карандаш и посмотрел на деда.
– Честно говоря, я не хочу к ним идти. Я не знаю друзей Сэди.
– Зато ты знаешь Сэди. Она твой друг.
– Нет, – яростно затряс головой Сэм. – Она не мой друг. И никогда им не была. Она просто меня жалела.
Спустя несколько недель Сэди сама позвонила Сэму. Они не разговаривали вот уже два месяца, и поначалу он даже не узнал ее пронзительный и высокий голос.
– Ты придешь или как? Мой папа должен знать. Ты ничего не ответил.
– Не знаю, – замялся Сэм. – Возможно, я буду занят.
– А когда определишься, скажешь мне, ладно? Нам нужно знать, сколько еды заказывать и всякое такое.
– Хорошо.
– Сэм! Ты не сможешь дуться на меня вечно!
Сэм шваркнул трубку на рычаг.
Бон Чха, подслушав их разговор по параллельному телефону на кухне, на следующий же день отправила Гринам открытку, сообщив, что Сэм непременно придет на бат-мицву. Она купила внуку новые штаны защитного цвета, голубую рубашку из плотного шелка, хлопковый галстук в цветочек и мягкие кожаные мокасины. Все согласно инструкции, полученной ею от другого своего внука, Альберта, заверившего ее, что именно так наряжаются четырнадцатилетние мальчики, отправляясь на торжества. В утро бат-мицвы бабушка водрузила перед Сэмом ворох одежды и велела ему одеваться, чтобы не опоздать на праздник.
– Зачем ты это купила? – заверещал Сэм. – Я никуда не пойду!
– Но, Сэм, мальчик мой, я приготовила для Сэди сюрприз!
Бон Чха открыла подарочный пакетик и вынула из него нарисованный Сэмом лабиринт – дорогу от дома Сэма к дому Сэди. Бабушка расстаралась и поместила лабиринт в чудесную рамочку.
Сэм грохнул кулаком в стену.
– Как ты посмела? Почему ты вечно роешься в моих личных вещах? На кой черт Сэди эта убогая поделка?
– Это очень хороший рисунок, Сэм, – недовольно поджала губы Бон Чха. – И ты нарисовал его для Сэди, я права? Уверена, Сэди он очень понравится.
Сэм выхватил у нее лабиринт, занес над головой руку, намереваясь разбить рамку об пол, но образумился и поставил картинку на стол. Отвернулся и заковылял вверх по лестнице к себе в комнату – он уже и не помнил, что когда-то носился по ней, перемахивая через ступеньки. Зашел в спальню и в сердцах хлопнул дверью.
Не успел он выдохнуть, как в дверь постучали.
– Твоя бабушка просто хотела помочь, – виновато потупился Дон Хён. – Она переживает за тебя.
– Я не пойду, – упрямо повторил Сэм. – Пожалуйста, деда, не заставляй меня к ней идти!
Он еле-еле сдерживался, чтобы не разреветься.
– Но почему?
– Не знаю.
Сэм стыдливо покраснел. Как можно признаться Дон Хёну, что человек, которого ты считал своим единственным другом, был тебе вовсе не друг.
– Мне кажется, твоей бабушке не стоило так поступать, – вздохнул Дон Хён, – но прошлого не воротишь. Что сделано, то сделано. Да и Сэди огорчится, если ты не придешь.
– Ничего она не огорчится. Они закатят пир на весь мир. Там соберутся все ее богатые друзья и богатые друзья ее родителей. Она даже не заметит моего отсутствия.
– А мне кажется – заметит.
Сэм помотал головой.
– У меня нога болит, – застонал он. Он не привык жаловаться на постоянную, глодавшую его изнутри боль, но понимал, что, стоит упомянуть о ней Дон Хёну, и тот сразу перестанет на него наседать. – Болит не переставая. Я просто не могу идти, деда.
Дон Хён сочувственно кивнул.
– Тогда, если ты, конечно, не возражаешь, я отвезу Сэди подарок, который вы приготовили с бабушкой. Думаю, он ей понравится.
– Держи карман шире! Ее родители в состоянии купить ей все, что она попросит. С чего вдруг ей понравятся мои детские каляки-маляки на обратной стороне конверта? – негодующе вскипел Сэм.