Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– Что за пантомима, право, подпоручик? – оторвался от книги капитан Хлебников, старший по чину в шестиместной палате для выздоравливающих: Александра не так давно перевели сюда со второго этажа, из вотчины невропатологов. – Скажите словами, а то мим из вас, признаться, никакой…
Но сообщить бедняга ничего не успел: дверь распахнулась, и на пороге воздвигся генерал Мещеряков в накинутом на плечи так, чтобы не скрывать парадного мундира, белом халате. За его плечами виднелись еще чьи-то головы.
– Лежите-лежите,
– Чем обязаны, Василий Никитович? – нахально заявил Хлебников, который и не собирался вставать – костыли, приставленные к изголовью его «привилегированной» – у самого окна – койки, и толстая от бинтов нога говорили сами за себя.
– Увы, не к вам, Павел Тихонович, – развел руками Мещеряков. – Вы уже свое получили-с… Где же у нас Бежецкий? – Генерал близоруко осмотрелся и только сейчас заметил бледного, похудевшего поручика, сидящего на своей койке в углу. – Ах, вот вы где спрятались!
Громыхая по полу сапогами (следующий в толпе свиты полковник Седых лишь воздел очи горе), генерал прошел к Сашиной койке.
– Поздравляю вас, поручик, кавалером ордена Святой Анны! – торжественно провозгласил Василий Никитович, вынимая из кармана халата красную картонную коробочку. – За храбрость, проявленную в бою с инсургентами, – словно в пояснение обвел он палату взглядом. – Так что можете прикрепить на саблю.
Александр принял из генеральских рук «клюкву»[91] и с трудом удержался, чтобы сейчас же, сию минуту не открыть коробочку со своей первой наградой.
«Прямо как ребенок с рождественским подарком, – недовольно подумал он. – Стыдно…»
– А сабля-то у вас есть? – улыбнулся генерал.
– Не успел обзавестись, – потупил глаза поручик, действительно совсем позабывший в здешней суматошной жизни о почти бесполезном на современной войне оружии.
– Й-й-эх! – крякнул Мещеряков. – Как же это вы так?.. Ну ничего, дело наживное! Была бы «клюква», а куда ее привинтить – найдется. Правильно я говорю?
– Пусть к кобуре своего «Федорова» привинтит, – пробасил от дверей прапорщик Храмов. – Я слышал, наш поручик любит тяжелым оружием пофорсить.
Ответом ему был дружный смех: смеялись и выздоравливающие офицеры и многочисленная свита командира. Не до смеха было одному лишь Бежецкому.
– Но это еще не все, – добавил, когда утихли последние смешки, генерал. – Вы, поручик, проявили храбрость в бою и за храбрость сию достойно награждены. Но храбростью на поле боя ваши подвиги, Александр Павлович, не исчерпываются.
Василий Никитович сделал театральную паузу, и все притихли, ожидая продолжения.
– За доблесть, проявленную при освобождении из вражеского плена статского советника Линевича, вы, поручик, награждаетесь орденом Святого Станислава с мечами.
Из генеральского кармана явилась вторая красная коробочка – побольше размером. Саша просто не верил собственным глазам: Дед Мороз в лице генерала Мещерякова проявлял чудеса щедрости! И уж вторая награда была встречена одобрительным гудением. Станислав с мечами хоть и невелик по статусу, да не нюхнувшему пороху его не иметь никогда!
– Поздравляю, поручик, – протянул руку генерал. – Да вы поставьте, поставьте коробки на тумбочку! Не пропадут, чай!
Палата вновь вздрогнула от хохота.
– А это вот, – принял Мещеряков у адъютанта увесистый пакет. – От одной дамы… В благодарность за спасение еще одного человека, – подмигнул он поручику. – Не орден, конечно, а жаль! Но, думаю, вам он будет к месту.
– Василий Никитович! – подал голос полковник Седых. – Вообще-то, у меня в госпитале строгий режим…
– А что такое? – сделал невинное лицо генерал. – Разве я чего-то нарушил, Иннокентий Порфирьевич?
– Знаю я ваши подарки от неизвестных дам… – махнул рукой врач. – Будто не слышно было, как этот «подарок» булькает!
– Да бросьте вы, полковник! Мы вот сейчас пойдем чревоугодничать, а имениннику что – постной кашей давиться? Он, думаю, и с товарищами поделится.
– Поступайте как знаете, – махнул рукой Седых, демонстративно отворачиваясь.
– Видите, Бежецкий: медицина дала добро. Ну, не буду вас отвлекать, господа офицеры, – лукаво оглядел больных генерал. – Сам был молодым – все понимаю… Пойдемте, господа!
Гости, сохраняя субординацию, покинули палату. В дверях задержался лишь полковник Грум-Гржимайло и, нахмурив брови, погрозил вконец засмущавшемуся Саше кулаком, пряча в густых усах усмешку. Как суровый, но справедливый отец, командир был рад за своего питомца…
Едва дождавшись, пока шаги стихнут, выздоравливающие окружили пунцового от смущения Александра. Даже капитан приковылял с костылем: не спеша тянуться перед начальством, он рад был поздравить младшего товарища.
– Это моветон, господа, – остановил он насмешников Рихтера и Сапунова, «штаб-близнецов», как звали их в палате – штабс-капитан артиллерии и драгунский штаб-ротмистр действительно весьма походили внешне: сейчас один прикалывал Станислава на грудь поручиковой пижамы, тогда как второй пытался привинтить «клюкву» куда-то на боковой карман. – Негоже так поступать с боевыми наградами – не цацки. Давайте лучше посмотрим, что прислала Сашеньке прекрасная дама…
В коробке обнаружились две объемистые бутыли «Шустовского» и множество съестного, при сытной, но весьма однообразной кормежке показавшегося офицерам истинными деликатесами.