Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– Видал?! – подскочил на койке прапорщик. – Мы тут, значит, кровь льем, чтобы этих… защитить, а они!..
– Допустим, защищаем мы тут свои интересы, – буркнул, не оборачиваясь, Сапунов. – А вовсе не афганские.
– Какие такие свои? Нет у меня тут никаких интересов! И у Павла Тихоновича нет, и у Костика, и у Саши. У вас, случайно, нет, Михал Матвеич? – повернулся прапорщик к переводчику, благоразумно промолчавшему. – Вот и у артиллериста нашего нет. Только у вас
– Бросьте прикидываться, Иван Иванович. – Сапунова проняло, и он захлопнул книгу. – Вы отлично понимаете, что речь идет об интересах Империи, а не отдельно взятых людей.
– А-а-а… Империи… – широко улыбнулся прапорщик, действительно, похоже, валявший дурака. – Так и говорили бы. Империи мы, батенька, присягу давали, и защищать ее будем везде, где ступает сапог российского солдата. А уж те, кто на той землице волею Божьей обитает, стало быть, тоже у нас под защитой обретаются.
– И докуда же, позвольте спросить, дойдет тот сапог? – прищурился Сапунов. – До Африки – дошли, до Америки – тоже… Что там осталось? Австралия? Антарктида? Интересы пингвинов отстаивать будем?
– Понадобится – отстоим! – рубанул Храмов. – И пингвинов, и марсиан, буде такие найдутся!
– Ну, что тут можно сказать… – развел руками штаб-ротмистр, обращаясь почему-то к Саше. – Какие можно привести аргументы против такой упертости? Будем защищать императорских пингвинов на Земле Аделаиды, а люди разумные, императорские подданные в российской глубинке – пусть подождут. Пока руки до них не дойдут.
Видимо, спор тут шел давний, и оба играли «на публику», то есть на него, свежего в тесном палатном обществе человека. Увы, Саша сразу принял точку зрения Храмова, простую и верную, как штык, рассуждения же Сапунова, которого невзлюбил сразу за язвительность, его возмущали.
– Почему не дойдут? – прапорщик покачал тяжелой головой. – Вы, Илья Модестович, в деревне сами-то хоть раз бывали? В глубинке нашей посконной? Видали своими глазами, как мужички-то живут-поживают? Или все по сочинениям литературных классиков наших судите, при царе Горохе написанных, да по газетенкам, прости господи, левым?
– Это к теме никакого отношения не имеет.
– А вот и имеет, дорогой вы мой! Вы с младых ногтей по пансионам да по гимназиям, до двадцати лет, поди, считали, что картошка на деревьях растет, а молоко из землицы, как нефть, добывают?..
– А он и сейчас так считает, – улыбнулся Хлебников. – Господин Сапунов у нас истый горожанин. Урбанист и социалист…
– Вот именно! – Иван Иванович продемонстрировал широкие мужицкие ладони-лопаты. – А я вот с малолетства, этими вот руками…
Спор явно переходил в горячую фазу, и этому немало способствовали коньячные пары, будоражащие застоявшуюся кровь. Но разгореться окончательно ему было не суждено.
– А я слышал, что англичане свою миссию в Кабуле увеличили, – тихо сказал со своей койки Стебельков. – И в Герат их понаехало много…
– А вы откуда знаете? – повернулся к нему Сапунов. – Кто вам об этом сказал?
– Да так… – пожал тот плечами.
– Ты это… – поддержал оппонента Храмов. – Раз начал – договаривай. Слово-то, оно не воробей…
– Я же при штабе служу, – пожал плечами подпоручик, краснея, как девушка. – При нашем, Джелалабадском. Ну и прочел как-то в бумагах.
– На какую разведку работаете? – сурово нахмурился Рихтер. – Английскую? Японскую? Германскую? Отвечать! Смотреть в глаза! – и прыснул, не выдержав взятого тона киношного контрразведчика.
– Да я одним глазком, – принялся оправдываться длинношеий, похожий на гусенка, подпоручик. – Интересно стало…
– Не обращайте на него внимания, – прервал оправдания юноши Хлебников. – Господин артиллерист неудачно пошутил. Так что вы там прочли? Не бойтесь: из этих стен ничего не выйдет.
– Да я, собственно… – пожал плечами молодой человек. – В общем, там табличка такая была, и в ней цифры по городам. За точность не поручусь, но по Кабулу, кажется, восемьдесят с чем-то человек, по Газни – тридцать пять – это я точно помню. А в Герате аж около двухсот…
– Врешь! – ахнул прапорщик. – Что же это получается?..
– То, что афганцы занялись иезуитской политикой, – тихо проговорил Сапунов. – И нашим, и вашим.
– Опять как в Китае получится! – взъярился прапорщик. – В семидесятые! Мы к китаезам, как к людям, – под протекторат их взяли, армию вооружили, а они – нож нам в спину: самостоятельности, мол, хотим!
– Это их право, как любой суверенной нации…
– Да хрен бы с ним, если бы суверенной! Они, как лярвы подзаборные, от нас – бочком-бочком, а к британцам со всем ихним удовольствием!..
«Не надо было столько пить, – подумал Саша, чувствуя, как в виски колотят мягкие, но упорные молоточки, а подзабытые уже сверла врезаются в изнанку глазных яблок. – Что-то я погорячился, похоже…»
– Саша, что с вами? – всполошился Хлебников, заметив, как побледнел свежеиспеченный орденский кавалер. – Вам плохо? Сестра! Сестру сюда! Стебельков, мать вашу, не сидите разинув рот – бегом за сестрой!..
* * *