Здесь и теперь
Шрифт:
…Проснувшись, я обнаружил, что Нодара в комнате нет, листы рукописи подобраны с пола, лежат аккуратной стопкой на столе.
Умылся, вышел навстречу тёплым лучам солнца. Нодар и Вано что-то делали там, над раскопом. Я направился к ним, ещё издали крикнул:
— Болит?!
— Нет, — сказал Нодар. Он фотографировал с разных точек лежащий в яме скелет. — Ждем тебя. Вано и Тамрико опять приглашают на завтрак.
— С удовольствием, — ответил я и подумал: «А если это обыкновенная психотерапия? Или приступ сам по себе кончился? Ведь так у него
После завтрака на той же веранде, когда выпили чай, Нодар отлучился и вдруг влетел обратно с вытянутой рукой, зажатой в кулак.
— Не побрезгуй! Не побрезгуй! Смотри, что я поймал, когда писал! — он разжал пальцы. Серый камешек неправильной формы лежал у него на ладони. — Дайте пузырёк какой-нибудь, с пробочкой! Я его в Москву отвезу своим урологам. Слушай, Артур, ты понимаешь, что ты сделал?!
— Не очень. — Я сам был потрясён.
Вано и Тамрико о чём-то шептались.
— Знаете что, — сказал Вано, — у нас учитель болен. Возили в Тбилиси — не помогло. Может быть, посмотрите?
— Почему нет?! Посмотрит! Поднимет на ноги! — вмешался Нодар, который мыл руки у рукомойника. — Надо помочь, Артур! Чудесный человек, всех их грамоте обучил, я его давно знаю, все девять лет, пока здесь копаем. Сельский интеллигент, фронтовик. Грех не помочь.
— Пойдем. Но я ни за что не ручаюсь.
— Зачем «пойдём»? Поедем! — обрадовался Вано. — Машину имею.
…На помятом заржавленном «запорожце» мы въезжали в старинное грузинское село. Справа остался деревянный мост через реку, слева тянулись горы.
«Что за судьба у меня? — думал я. — Что происходит? Будто лишился воли, своего выбора… Несет! Зачем? Куда? Чем все это кончится?»
Машина остановилась возле проволочного забора с воротами. В глубине большого двора виднелся кирпичный дом на сваях. Деревянная галерея обнимала его на уровне второго этажа.
Нодар с Вано и Тамрико пошли в дом. Я ходил взад–вперёд по асфальтовой дорожке среди двора, ждал, пока позовут.
«Все-таки странно обернулось, — думал я. — Я здесь, Анна в Москве. Уже четвёртый день бездельничаю, понуждают играть роль не то врача, не то знахаря. Возят, как какого-то генерала. Бред. Надо скорей браться за что-то реальное, может, написать очерк о древнеримском городе?!»
Меня захватила эта идея. Поскольку мы приехали на неделю, я решил оставшиеся дни посвятить сбору материала, подробнее расспросить Нодара о раскопках, о его проблемах как руководителя археологической экспедиции. «По крайней мере, будет хоть нечто осязаемое, полезное, — думал я. — Вернусь не с пустыми руками. Если очерк напечатают — ещё и заработаю».
По своей давней привычке к бедности я не сразу вспомнил, что на какое-то время обеспечен благодаря продаже марок. А вспомнив, поразился: до чего фантастически изменилась жизнь. «Кстати, — непоследовательно подумалось мне, — нужно непременно заставить Нодара сделать в Москве рентген. Кто знает — тот ли вышел камень?»
— Мамочка! — раздался голос откуда-то сверху.
С галереи звала, махала рукой старая одутловатая женщина в накинутом на плечи пуховом платке. Я огляделся. Кроме индюка, расхаживающего в лоснящейся свежей траве, вокруг никого не было.
— Мамочка! Поди! Поди! — продолжала махать старуха. — Сюда иди!
Я понял, что зовут именно меня.
Тамрико, которая как раз спускалась, чтоб встретить у входа, провела по наружной лестнице на галерею, а оттуда в комнату, где у ложа больного стояли Нодар и Вано. Чувствовалось, что комнату только что наспех прибрали, сменили постельное белье. Пахло одеколоном.
Чистое, видимо только что выбритое, лицо старого человека, укрытого одеялом с накрахмаленным пододеяльником, было по–своему красиво, словно античная медаль.
— Вот наш дорогой Отари, — сказал Нодар. — А это Артур — настоящий волшебник!
— Почему? — спросил слабым голосом больной. — Почему никто не предложит стула? Здравствуйте. Пожалуйста, садитесь.
Я сел на стул, подставленный Вано. И почувствовал, что за моей спиной прибавилось народа.
— Простите, как ваше отчество?
— Отар Степанович.
— Что с вами, Отар Степанович?
— Может быть, пусть жена расскажет? — вмешался Нодар.
Я оглянулся, увидел ту самую одутловатую женщину, которая звала меня с галереи. В руках у неё были бумажки, очевидно выписка из истории болезни, рецепты. За её спиной, ближе к двери, теснились молодые ребята. Те самые, что вчера работали на раскопе.
— Она не знает по–русски, — сказал Отар Степанович. — Лежу почти месяц уже. Боль — повернуться не могу.
— Где боль?
— В радикулите. Спину больно. Скажите, если уколы делали, таблетки ем — не помогает, разве это радикулит?
— Посмотрим. — Было неловко протягивать свои руки, не хотелось приводить присутствующих в замешательство. И я попросил всех выйти.
Оставшись наедине с больным, обследовал ладонью позвоночник, поясницу. От одного из поясничных позвонков прерывисто, как морзянка, било холодом.
Начал насыщать это место энергией. Будучи уверен, что у Отара Степановича защемлён нерв, я не очень-то представлял себе, как быть. Ни насыщение энергией, ни прогрев растёртыми друг о друга ладонями — все это не давало никакого эффекта, хотя больной, лёжа на животе, трогательно приговаривал:
— Как будто легче, немного легче.
«А может, там, наоборот, переизбыток?» — подумал я и стал выматывать всепроникающими розовыми полосами эту холодную энергию, зацеплять, вытаскивать её из позвонка наружу…
— Отар Степанович, попробуйте двинуться.
Едва шевельнувшись, больной закричал. Я испугался, что сейчас ворвутся домочадцы.
— Спокойно!
И тут я вспомнил, как недавно во время занятий Йовайша раздал каждому по листу голубоватой бумаги с изображениями человеческих стоп. Оказывается, что и на стопах, как и на ушах, каждый участок представляет внешние и внутренние органы… Наружный край, ребро стопы, представлял весь позвоночник.