Здесь водятся драконы
Шрифт:
Салех, стоявший крайним справа, тоже покорно потупился, когда пронзительный взор человека со шрамом переместился на него. Он уже был не рад тому, что на вопрос незнакомца, заданный ему двумя часами раньше на рыночной площади, где Салех присматривал, что бы украсть, обеспечив себе сухую лепёшку и горсть фиников на ужин, он ответил согласием — и не просто ответил, но и явился в назначенное время в переулок Горшкечников, что располагался в двух шагах от границы европейского квартала.
Наниматель пришёл на встречу не один — за его спиной стоял слуга, облачённый, как и хозяин, в белую накидку «аба» из добротной хлопковой ткани — и так же, как он, сжимающий под складками оружие. Так что оборванцам оставалось лишь терпеть, униженно кланяться, да беззвучно бормотать под нос — «ну, погоди, сын шакала, придёт и наше время…»
Собственно, дело, для которого
Салех против такой роли не возражал — наоборот, он обрадовался, поскольку полагал, что для «караульщика» риск будет меньше чем лдя тех, кому придётся лезть в дом и возиться там с визжащими, сопротивляющимися женщинами. Ещё и лить кровь придётся, а к этому душа у Салеха совсем уж не лежала. Нет уж, постоять на стрёме — как называют это в одном далёком городе, стоящем на берегу совсем другого моря, о котором Салех, впрочем, понятия не имел — это как-то спокойнее, а деньги, обещанные нанимателем со шрамом, те же…
Всё действительно прошло без сучка, без задоринки. Слуга нанимателя, сопровождавший их до нужного дома, расправился со сторожем, скучавшем на крыльце, поразив его в гортань ловким броском ножа. Не успело тело упасть на ступени, как убийца бесшумно подскочил к нему, подхватил подмышки и указал спутникам на дверь — «Вперёд!» Двое подельников Салеха, выхватив из-под лохмотьев ножи, кинулись в дом; сам же он подхватил ещё дёргающееся тело за ноги и помог оттащить в тень за крыльцом. Слуга, сделав на прощание угрожающий жест, скрылся во тьме, а Салех, с облегчением переведя дух, занялся полезным и привычным делом — обшарил карманы убитого сторожа, после чего забился в поглубже в тень, но так, чтобы иметь возможность видеть всё, что происходит на улице перед особняком.
Ожидание не затянулось. Сначала в доме послышалась возня, потом короткий женский вскрик (Салех, услыхав его облился холодным потом), затем что-то шумно упало — и на крыльце возникли двое, волокущих извивающийся свёрток, из которого доносилось невнятное мычание. Не задерживаясь ни на один лишний миг, все трое кинулись прочь, стараясь держаться в тени стен зданий, и спустя несколько минут уже стояли возле арбы. Мужчина со шрамом ждал их, как и было уговорено, возле арбы с высокими колёсами, запряжённой ослом. Он отодвинул уголок ковра, чтобы лунный свет падал на лицо похищенной. Салеху на миг тоже захотелось увидеть её, для чего следовало сделать шаг вперёд и вытянуть шею, чтобы заглянуть через плечо чужака — но, встретившись взглядом с бдительным слугой, под абой которого — Салех помнил это, — прятался нож, на котором, наверное, ещё не высохла кровь убитого сторожа, он оставил эту мысль.
Наниматель остался вполне доволен увиденным. «Хвала Аллаху, она самая!» — буркнул он и кивнул слуге: «Расплатись с собачьими детьми, и пусть навсегда забудут то, что произошло сегодня!» Наступал самый сладостный миг ночного предприятия (не считая обшаривания карманов убитого) — расчёт. Слуга, недовольно бурча, принялся копаться в складках своей абы, нащупывая кушак, в котором полагалось носить кошель с монетами. Оборванцы в предвкушении получения платы, столпились перед ним — и не упустили момент, как человек со шрамом извлёк из-под одежды нож и пустил его в ход.
Салех умер последним — «наниматель» распорол ему ножом печень, предварительно зажав рот жёсткой, как подошва
* * *
Средиземное море,
близ порта Александрия
Утро только-только позолотило небо на востоке, над морем, когда утренний бриз вынес прочь из александрийской гавани старенькую парусную шхуну, совершавшую рейсы между сирийским Триполи, Александрией и греческими портами. Контрабанда была столь же привычным грузом на её борту, как и пассажиры самого сомнительного вида — а потому, капитан, пожилой, седовласый, с жёсткими, как у моржа, усами, грек, предпочитал даже не смотреть в сторону единственной каюты, где находился его нынешний пассажир со своим грузом. Каюта эта принадлежала самому капитану, но мужчина лет сорока пяти — пятидесяти европейской наружности, высокий, очень смуглый, с приметным шрамом на левой щеке, занял её без лишних разговоров для своей спутницы — скорее уж, пленницы, если судить по некоторым деталям, не укрывшимся от внимательного взора старого моряка. Впрочем, это было, конечно, не его дело — документы пассажир предъявил очень похожие на настоящие, паспорта подданного королевства Италия и его супруги, а что сама супруга выглядела подозрительно сонной, словно опоенной настоем опия, едва держалась на ногах и за всё время ни разу с те пор не показалась из каютки — так это не его дело, тем более, что наниматель заплатил щедро и, к тому же, вперёд, обещая солидную премию, если они прибудут в пункт назначения, в греческий Пирей в оговоренный срок. В том, что эти деньги не пролетят мимо его кармана,капитан не сомневался. Погоды стояли отменные, четырёхбалльный ветер, несущий запах горячего песка из Сахары, исправно наполняет паруса, такелаж и рангоут в полном порядке, матросы, два египтянина и грек с острова Крит, бегают как подсоленные, а в уголке, отгороженном капитаном для себя в кубрике, дожидается своего часа бутыль с греческой водкой друзик — что ещё нужно настоящему морскому волку, чтобы почувствовать себя совершенно удовлетворённым?
Покидая порт, шхуна прошла мимо бортами с русским клипером, стоящим на бочке на внешнем рейде Александрии, и капитан невольно залюбовался изящным, остроносым силуэтом с высокими, слегка отклоненными назад мачтами. Капитан знал, что клипер задержался в Александрии на пути с Тихого Океана, через Индийский, красное море, потом Суэцким каналом и далее, через Гибралтарский пролив, мимо бессильно уставленных на море пушек британской цитадели -и на север, в Россию, в Петербург. Это был обычный маршрут русских крейсеров, преподавших недавно унизительный урок владычице морей, Британской Империи. Впрочем, теперь уже бывшей владычице — ничего не поделаешь, мир неузнаваемо изменился и теперь уже никогда не будет прежним, и Юнионг Джеку придётся потесниться на океанских просторах, где он безраздельно властвовал не одну сотню лет.
Капитан усмехнулся собственным мыслям и помахал рукой вахтенным матросам, скучающим на полубаке клипера. Те ответили и крикнули что-то явно дружелюбное. Русских капитан уважал — недаром его прадед, уроженец Архипелага, состоял в эскадре греческих корсаров, которых Россия вооружала против извечного врага его народа, Османской империи. Правда, сейчас между османами и русскими мир, и всякий моряк в любом средиземноморском порту знает о славной битве, которую дала турецкая эскадра англичанам здесь, на самом рейде Александрии — но знают они и о том, что на мостиках османских броненосцев стояли русские капитаны и из орудий палили русские комендоры! Да, северный медведь пришёл на Восточное Средиземноморье всерьёз и надолго; он уже подгрёб под свою тяжкую лапу главную судоходную артерию этой части мира, Суэцкий канал — и даже, как поговаривали в портовых тавернах, обосновались на берегах Красного моря, устроив там военно-морской пост и угольную станцию для своих судов, направляющихся на Тихий Океан и обратно. Капитана-грека новое положение дел вполне устраивало — с русскими моряками легко было иметь дело, не то, что с высокомерными британцами или коварными, лживыми османами, вынужденными теперь вести себя потише.