Здравствуй, сын!
Шрифт:
Диана сложила руки на груди и, кивнув на дверь, отчеканила:
– Сходишь с тетей, от которой вкусно пахнет.
– Но…
– Все, Олег. У меня жутко болит голова.
Она подтолкнула меня к выходу, и мне ничего не оставалось, как покинуть их с Матвеем квартиру.
Ревновала ли Диана, или нет, ясно было одно. Пропасть между нами так и продолжала становиться больше, и пока конца и края этому было не видно.
Часть 18. Диана
Матвей задумчиво возил по тарелке вилкой, гоняя несчастные спагетти по кругу и этот
Прежние подруги разбежались прочь, едва выяснилось, что я беременна. Конечно, им в девятнадцать лет хотелось гулять, развлекаться и болтать о парнях и шмотках, а мои интересы сузились до одной-единственной точки - ребенка, который во мне рос. И, естественно, юным девчонкам были совсем не интересны рассказы о подгузниках и отрыжках, а ничего иного в моей жизни тогда больше не было. Так вот и вышло - старых приятельниц я потеряла, а новых так и не обрела. Да о чем тут говорить, если я даже саму себя не могла найти до сих пор?
И вот теперь моя участь - рыдать в одиночестве, и то тайком, чтобы не услышал сын.
– Не вкусно?
– спросила я наконец Матвея, устав смотреть на это надругательство над несчастной пастой.
– Вкусно, просто…
– Что?
– Ты какая-то не такая, мамочка.
Ну, спасибо, что заметил, сынок, и мне перепала капелька внимания, а то все «папа» да «папа». Но вслух я этого, конечно, не сказала.
– Я просто устала, - откликнулась ровным голосом.
– Может, ты расстроилась из-за того, что я рассказал про тетю?
– озабоченно поинтересовался Матвей.
– Но папа сказал…
– Нет. Не расстроилась, - отрезала я.
Меня действительно никак не касались дела Волкова с другими женщинами. Зато меня касалось то, что он знакомил со своими бабами моего ребенка! И нет, я вовсе не расстроилась. Самым подходящим словом было бы - злилась! Но зато мне теперь было ясно, почему меня с собой в театр Олег не пригласил.
– Папа сказал, что он честно-честно не поженится на этой тете, - продолжал, тем временем, сын.
– Только в ее мечтах.
Окей, может, все было не так уж и ясно. Но на будущее я все же возьму с Волкова слово, что он не станет знакомить Матвея со вкусными тетями!
– Она красивая, - все никак не унимался мой ребенок.
– Только какая-то противная.
– Нехорошо так говорить о незнакомых людях, - осадила я Матвея.
– У нее наверняка есть хорошие качества.
Говорила - и прямо сама себе верила! Могла даже предположить, что именно эта женщина делает качественно.
– А еще у нее имя странное, - поморщился сын.
– Летти.
Да уж, всю жизнь мечтала провести вечер в обсуждении любовницы Волкова! Отмечу это в своем списке неудач, которых мне удалось достигнуть.
Порывисто встав из-за стола, я скомандовала сыну:
– Доедай давай, а потом чистить зубы и спать! Мне завтра рано на работу.
– Мама, а вы ведь с папой поженитесь?
Наверно, этот вопрос должен был неминуемо прозвучать рано или поздно. И это как раз тот случай, когда лучше было сразу сказать нещадную правду.
– Нет, - ответила я.
– Ты же знаешь, мамы и папы не всегда живут вместе.
– Но почему?
– явно расстроился сын.
– Потому что некоторым людям лучше быть по отдельности. А теперь - чистить зубы!
– закончила я разговор непререкаемым тоном.
– Диана, ты о чем задумалась?
Голос Васнецова раздался совсем рядом и я вдруг поняла, что, наверно, уже несколько минут тупо смотрю в одну точку.
– О вечном, Роман Андреевич, - попыталась ответить с юмором, но с Васнецовым такие шутки не проходили никогда. Сложив руки на груди, он осуждающе поцокал языком и заявил:
– Очень плохо. Потому что на работе ты должна думать исключительно о продвижении нового парфюма.
Палец босса с ногтями, лишенными какого-либо новомодного маникюра, но, тем не менее по-мужски аккуратными, ткнул в рекламную афишу. Мне не нужно было поворачивать голову, чтобы узнать, что там. С огромной фотографии смотрела красивая рыжеволосая женщина, автор этого самого аромата - Эмма Крамольская.
Вспомнив вчерашний разговор с Матвеем, я улыбнулась:
– Мой сын сказал, что «Мемуары» пахнут очень вкусно.
Даже вкуснее, чем чужая тетя, - подумала я мрачно про себя.
– Да!
– неизвестно чему обрадовался вдруг Васнецов.
– Мне очень нравится, что это весьма многогранный аромат, который на всех играет по-разному. На тебе, Диана, вкусно, на мне, хоть он и совсем не мужской - отдает горькими травами и солью. Он как будто рассказывает историю о своем обладателе, и у каждого она своя. Свои «Мемуары».
– Тогда горькая трава и соль должны были достаться мне, - пробормотала себе под нос.
– Что?
– развернулся ко мне Васнецов, перестав возбужденно жестикулировать.
– Ничего, - помотала я головой.
– Ладно, а теперь к делу, - нахмурился Роман Андреевич.
– Ты сегодня какая-то сама не своя. В чем дело?
Я с горечью поджала губы. Если бы только сегодня! Нет, я уже шесть лет была сама не своя. И что с этим делать - не знала.
Может, стоило бы отпустить прошлое и простить - прежде всего, ради себя самой, но я вдруг поняла, что Волков и не просил моего прощения. Он сказал, что ему жаль. Не более того. Возможно, он даже считал себя правым, судя по его словам о том, что он меня не насиловал и что я под ним… текла. Наверно, за это я ненавидела его особенно. И еще за то, что жил как ни в чем не бывало все эти годы, в то время как я… поставила крест на своей личной жизни. Он же в это время спокойно развлекался со своими Летти и прочими йетти. Господи, как же я ненавидела его за это!
– Ни в чем, все в порядке, - ответила начальнику, несмотря на то, что в его глазах светились прежде невиданное участие и неподдельный интерес.
– Ну да, а размышляла ты так напряженно добрых десять минут, наверно, о том, какая помада лучше - красная или алая?
Вскинув глаза на Васнецова, я тоже сложила руки на груди и неожиданно для себя выпалила:
– Ну если уж так хотите знать: Роман Андреевич, я думала о том, почему мужчины воображают что могут получить от женщины все, что хотят? Даже если она сама не согласна?