Здравствуй, сын!
Шрифт:
– Поэтому ты стал шеф-поваром.
Он усмехнулся:
– Одно другому совершенно не мешает. Слушай, я хотел бы… куда-нибудь сводить Матвея. Узнать его получше.
– Только под моим присмотром, - мгновенно отреагировала я.
– По крайней мере, на первое время. Потому что я тоже недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы доверить своего сына.
– Нашего, - снова поправил он.
– И кстати… я бы хотел, чтобы Матвей называл меня папой… а не дядей.
Это было естественное желание, но как подойти к этому болезненному вопросу -
– Как тебе известно, Матвей считает, что его отец умер. Я не представляю, как теперь объяснить ему твое чудесное воскрешение.
Волков снова усмехнулся - но как-то криво, почти болезненно. Потом сказал:
– Но нам придется как-то это сделать. Рано или поздно.
От этого его «нам», невольно объединявшего нас всех в нечто цельное, мне захотелось повести плечами, тем самым будто стряхивая с себя все возможные связи между мной и ним. Но это было невозможно. Ребенок - не какая-то вещь, вроде кольца с бриллиантом, которое можно вернуть и разойтись. Дети - это связь навсегда.
– Я подберу подходящий момент, - ответила Волкову, намеренно избегая этого короткого, но многозначительного «мы».
И даже не подозревала, что этот момент наступит совсем скоро и неожиданно.
– Мы идем на картинг, - заявил Волков, явившись к нам на следующий же день.
– Если ты, конечно, не против.
– Вообще-то, я очень даже против. Того, что меня будят в выходной день, - откликнулась хмуро и, поведя носом, добавила:
– Но за эти восхитительные булочки, что ты держишь в руках, пожалуй, прощу тебе это преступление.
– Нравится?
– улыбнулся Волков, вручая мне пакет.
– Я сам испек с утра.
– Можешь не напоминать мне лишний раз, что твой уровень мастерства в кулинарии - бог. Ни к чему снова эти унижения, - сообщила я, лениво плетясь на кухню.
– Дядя Олег!
– Матвей ураганом влетел следом за нами, заслышав то ли голоса, то ли аппетитный запах булочек. Или и то, и другое вместе.
– Привет, - улыбнулся ему Волков, подхватывая сына на руки.
– Я пришел, чтобы позвать вас на картинг. Как ты на это смотришь?
– Крутоооо!
– радостно выдохнул тот, но тут же озабоченно нахмурился, кинув взгляд в мою сторону:
– А можно? Мама говорит, что это опасно.
– Я готов поручиться, что в этом нет никакого риска, - откликнулся Олег, глядя на меня.
– Это детское развлечение, с обеспечением полной безопасности.
Его слова меня вовсе не успокаивали, но я понимала - невозможно постоянно ограничивать ребенка во всем, лишь бы с ним ничего не случилось. Шишки и ссадины - неотъемлемая часть жизни. И с этим было лучше смириться, пересилив свой страх. Хотя, наверно, просто невозможно перестать бояться за своего ребенка, будь ему хоть пять лет, хоть пятьдесят пять.
– Ладно, - кивнула я неохотно и час спустя Волков уже вез нас на картинг.
– Я хочу кататься вон на той красной машинке!
–
– Значит, берем ее, - кивнул Волков спокойно и уверенно.
Интересно, он также невозмутимо купил бы Матвею и звезду с неба? Пожалуй, нам стоило бы поговорить насчет того, чтобы не избаловать ребенка сверх меры. Хотя я и сама этим безбожно грешила.
Пройдя инструктаж и облачившись в соответствующую амуницию - шлем, комбинезон и перчатки, Матвей с гордостью направился к карту, а я попыталась подавить возникшую внутри тревогу. Помахав нам с Волковым, сын уселся в карт и двинулся с места под руководством инструктора. И все было, казалось, хорошо, ровно до того момента, как Матвей, явно войдя во вкус гонок, увеличил скорость.
– Тебе не кажется, что он слишком быстро едет?
– спросила озабоченно у Волкова и не успел тот ответить, как я, словно в замедленной съемке, увидела - Матвей, не справившись с управлением, влетает в ограждение и выпадает из карта.
Испуганно вскрикнув, я метнулась к сыну, прямо на трассу, на которой спешно остановили движение других картов, но мне бы не помешал даже целый строй танков в этот самый момент, когда сердце билось как сумасшедшее от дикого страха - такого знакомого, как в те времена, когда Матвей боролся за жизнь.
– Ты цел?
– выдохнула я, прижимая к себе молча плачущего сына.
– Что у тебя болит?
Матвей в ответ только помотал головой, не проронив ни звука, явно не желая показывать свою слабость и боль.
– Так, пойдем отсюда, - взял ситуацию под контроль Волков и, подхватив сына на руки, отнес его в раздевалку.
– Дай-ка посмотреть, - сказал он, заметив, как и я, что комбинезон на Матвее был разодран в районе колена.
– Все нормально, - ответил упрямо сын.
– Мамочка, только не ругайся...
Ругаться я намеревалась позже, когда смогу убедиться, что с Матвеем все в полном порядке. И, сосредоточившись сейчас лишь на этом волнении за сына, сама не заметив как, неожиданно выпалила:
– Дай папе посмотреть свое колено!
Выражение лица Матвея из хмурого тут же сделалось потрясенным. Даже Волков удивленно замер рядом. Но раз правда уже вырвалась наружу, отступать было поздно.
– Мой папа умер, - растерянно проговорил Матвей.
Присев перед ним на колени, я подавила рвущийся наружу тяжелый вздох и сказала как можно спокойнее:
– Я так думала, но я ошиблась.
Кивнув на застывшего в напряженном ожидании Волкова, я заставила себя произнести самые трудные в жизни слова:
– Это - твой папа.
Часть 15. Олег
До этого дня я не представлял, что могу испытывать настолько огромный страх. Но когда Матвей врезался в то злополучное ограждение… Нет, умом я понимал, что ничего страшного не произошло и произойти не могло, но то, что ощущал в этот момент, было несравнимо ни с чем.