Здравствуй, сын!
Шрифт:
А потом меня, как на американских горках, бросило совсем в другую крайность. Ледяной страх сменился чувством, как будто мне за шиворот плеснули чашку горячего кофе. Изнутри словно обожгло, когда Диана произнесла три слова:
– Это - твой папа.
Я впился взглядом в лицо сына. Сначала на нем проступило такое незамутненное ликование, что я с облегчением выдохнул. Зря. Тут же Матвей нахмурился, потом отвернулся.
– Я хочу уехать отсюда, - сказал он, и теперь уже настала наша очередь растерянно переглянуться с Дианой.
–
Черт! Совсем не это я хотел спросить, но понимал, что сейчас ни давить на Матвея, ни требовать от него слов о том, что он понял все насчет моего отцовства, был не должен.
– Нравится. Но я хочу уехать.
Мы с Ди вновь переглянулись. Я вообще ни черта не разбирался в отношениях с детьми, потому сейчас просто ждал, что же скажет Диана.
– Тогда давайте уедем, тем более, что нам все еще нужно осмотреть твою ногу.
На это Матвей лишь промолчал, и мы, вернув амуницию, направились к машине.
Сын не произнес ни слова за все время пути до дома. Мы зашли в квартиру, он спешно разулся и тут же умчался в свою комнату.
– Я не знаю, что с этим делать, - признался я Диане, запуская руку в волосы.
– Я с ним поговорю, - сказала она, отводя глаза.
– Раз уж так получилось.
Что там «получилось», я не совсем понимал, только надеялся, что Диана не успела пожалеть о правде, которая так неожиданно открылась для Матвея.
– Если не будешь против, это сделаю я, - неожиданно даже для самого себя сказал в ответ.
Ди вскинула на меня взгляд, нахмурилась точно так же, как это сделал совсем недавно наш сын. Как будто раздумывала, стоит ли мне доверять. И я ее понимал. Пришел в их жизни без году неделя, и вот уже столько всего успело поменяться, что хоть караул кричи.
– Хорошо, - наконец кивнула она.
– Но если ты что-то натворишь, из-за чего мой сын перестанет мне доверять…
– Не натворю.
Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что любое мое неосторожное слово может дорого нам всем стоить. И сейчас уже совсем не хотелось спорить с Дианой по поводу произнесенного ею «мой сын». Нужно было сделать так, чтобы она хотела сама говорить «наш». И Ди давала мне такую возможность.
– Я не помешаю?
– спросил у Матвея, предварительно постучав в дверь его комнаты и получив разрешение войти.
Сын отрицательно помотал головой. Он сидел на полу по-турецки и конструировал Лего. Наверно, таким способом Матвей пытался успокоиться.
– Можем поговорить?
– снова озадачил ребенка, присаживаясь напротив в такой же позе.
Сын вскинул на меня глаза и ответил совершенно серьезно, будто ему не пять лет было, а все тридцать.
– Можем, конечно.
Черт побери… а ведь все слова, которые собирался сказать Матвею, вдруг вылетели из головы. И пока я подбирал новые, сын заговорил первым:
– Мама ведь это специально придумала, чтобы у меня папа был?
Пожалуй, я был готов к чему угодно, но только не к этому. Он решил, что Диана ему лжет?
– Нет… конечно, нет. Я действительно твой отец.
Он как-то по-взрослому (в который раз) махнул рукой и опустил голову.
– Если это не так, то я не хочу, чтобы ты был моим папой. Потому что у меня же он есть, хоть и умер.
Кажется, я начинал понимать, что именно настолько задело Матвея. Диана рассказывала сыну о том, что его отца не стало, а когда он увидел во мне того, кто мог бы стать его папой, вдруг сказала, что это он и есть. И вот теперь ему стало обидно за того, кто уже пребывал в ином мире.
С одной стороны - оксюморон… с другой - это ведь были чувства ребенка. Моего ребенка.
– Послушай, Матвей… - сказал я, убирая Лего. Взял сына за плечи и дождался, пока он посмотрит на меня.
– Я действительно твой папа. Настоящий. Мама была вынуждена сказать тебе, что твой отец умер, потому что она не знала обо мне ничего.
– Как это?
– нахмурился Матвей.
– Так бывает. Я виноват перед твоей мамой за то, что…
Пришлось сделать паузу, и снова начать подбирать слова. Я и не думал, что разговор с пятилетним ребенком может быть настолько сложным.
– За то, что исчез. Но я очень надеюсь, что она меня простит. И что ты - простишь.
На лице сына вновь отобразилась такая смесь эмоций, что понять, какая главенствует, я не мог. Наконец, он несмело улыбнулся. Потянулся ко мне и через секунду уже сидел на руках, крепко обнимая меня за шею.
– Ты взаправду мой папа?
– спросил он тихо.
Я кивнул и как можно серьезнее сказал:
– Да. Я твой папа.
– Как же я рад!
– признался Матвей, и счастливо рассмеялся.
И я тоже засмеялся следом, чувствуя ту легкость, которая казалась мне самому давно забытой и даже исчезнувшей. Как будто заряжался сейчас от сына детскими мечтами, уверенностью, что все будет хорошо, и что рядом всегда будут любимые и любящие люди.
– С ногой точно все в порядке?
– спросил через время, когда Матвей слез с моих рук и снова завозился с Лего, при этом выглядя так, словно получил только что главный приз своей жизни.
– Да, я проверил. Даже царапины нет.
– Вот и хорошо. Тогда давай пойдем к маме и успокоим ее.
Я поднялся с пола, Матвей последовал моему примеру. Мы направились на кухню, где нас ждала Диана.
Пусть чувство облегчения, которое я сейчас испытывал, могло быть обманчивым (как впоследствии и оказалось), в данный момент я не променял бы его ни на что другое.
Оно дарило силы двигаться дальше.
Часть 16. Диана
– Мама! Мама, ты слышишь? Папа сказал, что сегодня поведет меня в театр! И что надо красиво одеться!