Здравствуй, Валерка! (сборник)
Шрифт:
арену, но там уже негде яблоку упасть. Правда, есть место под куполом. Но
как туда слон может попасть? А если в цирке выступает Кио, слон и не там еще
может очутиться! Поэтому я со спокойной совестью изобразил слона под куполом
цирка.
Картина была готова. Тут только я вытер пот со лба и почувствовал, что
сильно устал.
Илья Александрович ходил по комнате и рассматривал наши картины. Он
остановился возле моей соседки.
– Очень хорошая
– похвалил девочку вожатый.
Я глянул в ее тетрадку и ахнул. Потом поглядел на живую вазочку с
цветами и ахнул сильнее прежнего. Они были так похожи друг на друга - живая
вазочка и нарисованная, что, казалось, Зина и не рисовала вовсе, а просто
приклеила каким-то чудом эту самую вазочку к своей тетрадке.
– А что это у тебя такое?
– глянул на мою картину вожатый.
– Цирк.
– Цирк?
– удивился вожатый.
Меня обступили ребята. Моя картина вызвала у них ядовитые насмешки.
– Эта куча мала называется цирком?
– А что это за козявочки ползают?
– Это собаки дрессированные, - сквозь зубы процедил я.
– Прекратите, ребята, - строго сказал вожатый.
– Коробухин нарисовал
оригинальную картину.
Я выпятил грудь. Вожатый хвалит меня, а не вас.
– А у вас краски есть? - я понимал, что железо надо ковать, пока оно
горячо.
– Я хотел бы порисовать красками в свободное время.
– Потренируйся, - согласился вожатый и вручил мне два тюбика с красками
и большой лист бумаги.
Я прижал добычу к груди и хотел дать стрекача.
– Как у вас дела?
– услышал я за спиной голос Капитолины Петровны.
Она подошла и обратила взор своих глаз, усиленных очками, на мою
картину и начала сперва медленно, а потом все быстрее мотать головой, на
которой торчала пилотка из газетной бумаги.
– Абстракционист!
– прошептала Капитолина Петровна.
Я подумал, что она в восторге от моей картины, и поддакнул:
– Я с детства абстракционист.
– Как у тебя язык поворачивается такие слова произносить, - зашумела
Капитолина Петровна, и я понял, что моя картина ей не понравилась.
Капитолина Петровна поглядела на меня:
– Ну, почему бы тебе, как всем, не нарисовать эту прекрасную вазочку с
душистыми цветами?
– Не хочу, - сердито сказал я.
– Я хочу рисовать цирк и зверей.
Илья Александрович попытался за меня вступиться, но Капитолина Петровна
блеснула на него очками, и вожатый замолк.
– Ну вот что! Для меня, Коробухин, теперь совершенно ясно, - сказала
Капитолина Петровна, глядя куда-то поверх очков и поверх меня, - живопись -
это не твое призвание. Ступай.
Сунув тюбики с красками в карманы и бережно прижав к груди лист бумаги, я понесся к нашему домику.
Ребята тоже даром не теряли время. Они нашли клей. А самое главное, что
Юрка Трофименко оказался настоящим художником. Правда, записали его
почему-то в гимнастический кружок.
Мы спрятались в кустах возле забора.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
В КОТОРОЙ НА СЦЕНУ ВЫХОДИТ ВЕСЕЛАЯ ДЮЖИНА
Пробалансировав на цыпочках по скрипучему полу, чтобы не разбудить
спящих, мы вышли из нашего домика. Мы несли рулон бумаги, кисточку и бутылку
с клеем. Сделав несколько шагов, замерли в недоумении.
Было от чего удивиться! В то время, когда ребята тихо посапывали или
громко храпели, наши вожатые, воспитатели и даже повара резвились, ну точно
как мы днем.
Капитолина Петровна прыгала через скакалку, которую крутили тетя Рая и
Елена Владимировна, вожатая отряда малышей. Капитолина Петровна прыгала, наверное, уже давно, потому что ликующе считала: "Тридцать пять, тридцать
шесть..." Но вот она сделала "страту", и все обратили внимание на Аскольда.
Наш вожатый не преминул похвастаться своей силой. Он стал на руки и
пошел так от бума по направлению к столовой. За Аскольдом, подбадривая его
криками, потянулись остальные. Вожатый шел здорово. Словно на ногах, а не на
руках.
Вдруг он закачался, все заахали, но Аскольд удержался и благополучно
дошел до столовой.
Когда он снова очутился на ногах, вожатые и воспитатели захлопали. Мы
молча подмигнули друг дружке: "Молодец наш вожатый!"
– Ребята, - воскликнула Капитолина Петровна, - давайте играть в
чехарду!
– В чехарду!
– радостно закричали вожатые, воспитатели и повара.
Мы переглянулись, и Юрка снисходительно промолвил:
– Пусть поиграют, мы подождем.
Вожатые здорово играли в чехарду. Чувствовалось, что они давно не
испытывали такого удовольствия.
А потом Илья Александрович и Аскольд вскарабкались на бум и начали
состязаться, кто кого столкнет. Вожатые и воспитатели разделились на две
группы. Одна болела за Аскольда, другая - за Илью Александровича. Мы, конечно, болели за нашего вожатого. Забыв, что мы в засаде, Марик крикнул:
– Аскольд, нажимай!
И тут же испуганно осекся. Мы приготовились удирать. Но никто не
услышал возгласа Марика - всех увлекла спортивная борьба.
Все же Илья Александрович оказался ловчее. Неожиданным ударом он