Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
— Земля… — повторил Толстый Нос, но уже как бы с удивлением и ожиданием от Куропёлкина каких-то существенных слов.
— Земля… — пробормотал Куропёлкин.
— Земля! Земля! — вскричал Толстый Нос! — Вы что же, забыли? Или не знаете? Или вы — самозванец?
— Земля имеет форму чемодана! — выпалил Куропёлкин.
— Ну вот! Ну вот! Наконец-то! — обрадовался Толстый Нос и принялся обнимать Куропёлкина.
124
Присели на песок, Толстый Нос принял из рук Куропёлкина бутылку бельгийского пива. А уж очищенная корюшка вызвала его патриотические слёзы. И конечно, выброс патриотического же желудочного сока.
— Брат! — умилился Толстый Нос. — Ну, ты меня разволновал. Я аж взопрел от переживаний! Теперь же какое благоудовольствие!
— А у меня в пакете и флакон виски есть, — сказал Куропёлкин.
— Прекрасно! — обрадовался Толстый Нос. Но тут же и озаботился. — Нет, прежде надо заняться делами. И самое важное — разместить или спрятать тебя. Но прежде… Ты привёз?..
— Чего привёз? — спросил Куропёлкин.
— То, что должен был привезти.
— Я не получал указаний что-либо куда-то везти. Я личность мелкая. Птичка-невеличка, — сердито произнёс Куропёлкин.
— У тебя был чемодан? — спросил Толстый Нос.
— Не помню, — сказал Куропёлкин, — на пути сюда я терял сознание… Память частично потеряна… Опять же нанотехнологии… Возможно, мне и вручали чемодан, но размером со спичечный коробок… А то и с зажигалку…
Сам же задумался. А может, и впрямь в мусорный контейнер где-то рядом с ним, но не на виду, закладывали обыкновенный чемодан с чем-то необходимым для переправки в Калифорнию?
— Кстати, — сказал Куропёлкин, — несколько часов назад я видел здесь придорожный столб с упоминанием Голливуда. Теперь его нет.
— Был такой столб, — кивнул Толстый Нос. — Его ставили исключительно ради идентификации вашей милости. Теперь убрали, чтобы не путать добросовестных граждан. Никакого Голливуда здесь нет. Эта дорога ведёт в Майами.
— Так… — пробормотал Куропёлкин.
— Судя по твоей заросшей роже, — сказал Толстый Нос, — ты болтаешься в здешних водах не первый день.
— И я так думаю, — сказал Куропёлкин.
— Но мы-то ждали тебя через две недели, — чуть ли не с укором произнёс Толстый Нос.
— Стало быть, у вас ошибки в расчётах, — сказал Куропёлкин.
— Это ты — пловец-призрак? — спросил Толстый Нос. — Тогда, выходит, что тебе заменили легенду?
— Какую ещё легенду? — удивился Куропёлкин. — Какой ещё пловец-призрак?
— Пловец-призрак то и дело поднимался из глубин и выдавал песо неизвестно кому и тут же пропадал…
— Я никому ничего не раздавал, — насупился Куропёлкин.
— А ну встать! — приказал Толстый Нос. — Руки соединить над головой!
— Хенде хох! — согласился Куропёлкин.
Разведывательную работу пальцев Толстого Носа по телу Куропёлкина можно было признать профессиональной.
— Пусто, — поморщился Толстый Нос. — Если только внутри организма…
— Между прочим, — вспомнил Куропёлкин, — меня вот так же ощупывали на каком-то сторожевом катере и обобрали. Оставили без штанов. Изъяли валюту…
— Песо? — спросил Толстый Нос.
— Можно посчитать, что и песо. Всего лишили…
— А это что? — обрадовался Толстый Нос.
И был предъявлен Куропёлкину комок замятой плотной бумаги, спрессованной временем и невзгодами пребывания в океане и добытый пальцами Толстого Носа из тайника в тельняшке Куропёлкина. Доминиканос Подпалый изымать её не посчитал нужным, Это была бумажная обтяжка пробки «Великоустюжского рома».
— Чертёжики тут какие-то… — сообщил Толстый Нос. — Так что же это?
— А вот это уже не вашего чина дело! — сурово произнёс Куропёлкин.
125
— Понял, — сказал Толстый Нос.
— Ну вот и хорошо, — сказал Куропёлкин. — А потому верни документ. Он ещё кому-то необходим для исследования.
В возведении спрессованого комка бумаги («с чертёжиками») в «документ» происходило и как бы возведение самого Куропёлкина в личность значительную, наделённую важными полномочиями.
Сразу же он ощутил неловкость. Что он выпендривается-то перед вполне безобидным, надо надеяться, исполнителем мелких поручений Толстым Носом?
— Понял, понял! — заспешил Толстый Нос. — Вспомнил свой чин. Ради меня не стали бы снаряжать в плавание подводную лодку.
Помолчали.
— Об этом забудем, — великодушно заявил Куропёлкин.
— Значит, вот что, — сказал Толстый Нос. — Отправляюсь за средствами транспортировки. Веди себя так, будто тебя здесь и нет. На трассу не вылезай, людей не пугай, даже если знаешь языки, разговоров ни с кем не веди и вообще держись где-нибудь рядом со своей скамьёй «Нинон» и так, чтобы тебя было трудно заметить…
126
Вернулся Толстый Нос часа через три. Куропёлкин к тому времени был в раздражении, будто бы приставленный к нему порученец оказался нерасторопным и бестолковым, а может, и вовсе попивал теперь виски в каком-нибудь придорожном баре и попыхивал там же сигарой.
«Зарвался ты, Евгений Макарович! — вынужден был сказать себе Куропёлкин. — Зарвался!»
Понимал: раздражение его задержкой Толстого Носа вызвано тревогами. Он уже давно не думал о собственном будущем. Если не считать, конечно, полудремотных мечтаний о карьере в Голливуде. Рождённых, в частности, ложным указателем.
Сейчас же возможные варианты будущего стали пугать Куропёлкина.
Кстати, а надо ли было верить так называемому Толстому Носу (впрочем, называемому именно самим Куропёлкиным), не уподоблен ли тот был кем-то пропавшему столбу с ложным указателем?..
Тревоги Куропёлкина были на время примяты появлением Толстого Носа. Куропёлкин сидел на скамье «Нинон». Волны покачивали её. Толстый Нос спустился к воде и произнёс:
— Земля!
— Имеет форму чемодана! — немедленно ответил Куропёлкин.