Земля обетованная
Шрифт:
Вопрос о разводе как-то не возникал сначала, а потом, через некоторое время, тёща намекнула, что при разводе начнут делить квартиру, и ему, скорее всего, ничего не достанется. Так вопрос о разводе как-то сам по себе растворился.
Время меняет приоритеты, а поэтому и на людей начинаешь смотреть по-другому. Те, кто в молодости были фаворитами, отходили на второй план, а те, которые были в тени, наоборот, становились востребованными. Хлебнув семейной жизни с разбитными парнями, многие женщины обратили взоры на мужчин спокойных, трудолюбивых, которые не выкинут фортель, не побьют по пьянке и не пропьют получку. Им нужна была стабильность в семье. Поэтому в его жизни начали появляться другие женщины, но не было любви. Где-то в глубине души он чувствовал, что все они строят на нём свои планы. Да, они были порядочные, правильные, но чувствовалось, что все они хотят лишь устроить свою жизнь. Да и не понимали они его. Постепенно и неприязнь к жене стала угасать. Эти прощелыги почуяли потепление и потихоньку стали наведываться к нему. Вроде как попросят посидеть с ребёнком, или помочь выбрать вещи. Потом стали приходить постирать, убраться. И как-то так не заметно переселились навсегда. Ничего не просили, и ничего не требовали. Встречали горячим ужином. Постепенно он оттаял, простил и смирился. И всё потекло по-прежнему. Из старых привычек у Лили осталась только привычка курить, всё остальное куда-то исчезло. Она даже устроилась на работу. В общем, всё, как у людей, и он даже проникся к ней симпатией. Медленно и осторожно возвращалось чувство привязанности.
Всё постепенно стало налаживаться, но тут грянула «перестройка». Сначала страна боролась с пьянством и алкоголизмом, а потом всё пошло кувырком. В раз исчезли вклады, потом пошла чехарда с ценами, потом начало лихорадить производство. Деньги успевали обесцениться раньше, чем их получали в кассе. По привычке он продолжал работать, осознавая, что, в конце концов, это станет бесполезным. Одна за другой закрывались великие стройки, и как грибы после дождя появлялись базары. Страну охватила безумная страсть к наживе. Продавали всё и вся. Откуда брались деньги, до сих пор остаётся загадкой, но люди избавлялись от них, сметая с прилавков всё подряд.
Изменить жизнь помог случай. Однажды, возвращаясь, домой, он встретил своего одноклассника. Он не видел его со времён окончания школы. Взяли пива и сели в сквере. Вспомнили былое, расспросили друг друга о настоящем. Приятель предложил ему заняться коммерцией. Даже пообещал помочь взять ссуду. Было страшно брать в долг сумму, составляющую его годовую зарплату, но он рискнул. Двое суток на верхней полке – и они прибыли в Москву. В Лужниках кипела непривычная жизнь, но друг его чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Они пошли по рядам, вооружившись большими клетчатыми сумками. Он доверился другу и лишь дублировал его выбор, кладя в свои сумки то же, что тот клал в свои. Как они ехали назад, лучше не вспоминать. Вагон напоминал плотно утрамбованный склад, где между вещами были втиснуты и люди. Первый выход на рынок вызвал неприятное чувство стыда, но постепенно оно стало проходить. И он уже смело предлагал свой товар. Дела пошли, иной раз он зарабатывал за день больше, чем за месяц на работе, а долг его гас вместе с обесцениванием денег. Тюки, вагоны, базары стали привычной средой обитания. Но эйфория не могла продолжаться долго. В стране буйным цветом рос бандитизм, а человеческая жизнь обесценивалась. Появились рэкетиры, дань, «счётчики». Бритоголовые мерзавцы постепенно становились героями нашего времени. Однажды они в очередной раз возвращались из Москвы. Поезд шёл по степям Казахстана, когда его стала догонять группа всадников. «Вот, чингачгуки!» – подумал он тогда с ухмылкой, наблюдая за ними. Но поезд вдруг начал сбавлять ход и остановился на каком-то разъезде. А «чингачгуки» с визгом и руганью ворвались в вагоны. Вооружённые обрезами и ружьями, они, стрельнув для острастки вверх, начали выбрасывать баулы в выбитое окно. Грабители методично выворачивали карманы пассажиров, забирая все ценности. Двое пассажиров попытались оказать сопротивление. У них оказался обрез. Началась стрельба. Одного ранили в ногу. Бандитам такой поворот событий был не по душе, и они ретировались. Поезд снова начал движение. Раненому парню наложили жгут и промыли рану. Через полчаса появилась милиция. Начали допрашивать свидетелей. Паренька ссадили на ближайшей станции, а его товарищ отправился с баулами дальше. Ему как-то удалось замять дело с обрезом. А они с другом продолжили путь уже налегке, без баулов и без денег. Потом он снова начал «подниматься», даже Лиля встала на рынке, почуяв прибыльность лоточной торговли. Он подвозил, она продавала, вроде всё шло хорошо. Но быстрые деньги быстро развращают, и эта чаша не миновала их семью. Лиля вновь начала прикладываться к бутылке, появились друзья-подруги. Вновь возобновились вечеринки. И бизнес начал давать сбои. Снова начались скандалы, которые переросли бы в разрыв, если бы не изменившаяся обстановка в стране. Кроме разнуздавшейся преступности, активизировались националисты, террористы и прочая шваль. Шёл передел власти и собственности. По существу, официально дискриминации, конечно, не было, но в повседневной жизни это проявлялось повсеместно. Конечно, можно было сделать вид, что всё спокойно и продолжать жить, робко отстаивая свои права. Но кто гарантировал вам то, что в один прекрасный день вам не проломят голову, не убьют детей, не сожгут жилище? Они продали всё и поехали на историческую родину. Денег хватило только на то, чтобы купить домик в деревне. Это была небольшая хибара с печным отоплением и удобствами на улице. Началась новая, доселе не очень знакомая жизнь, точнее – борьба за выживание. Работы не было, колхозы стремительно разорялись, а имущество разворовывалось. Пьянство было поголовным, и он, не склонный к ней, стал изгоем в этом обществе. Однако он продолжал искать и, в конце концов, нашёл работу водителя. Хозяин занимался коммерцией, и часто ездил в Москву. Заработок был мизерным, но сводить концы с концами было можно, так и перезимовали. Постепенно жизнь начала приобретать какую-то устойчивость. Он перешёл на другую работу, на железную дорогу. И заработок был больше и вроде бы дома. Поддержку давал огород. Постепенно собрал небольшую сумму и вновь взялся за торговлю. Но как только начали появляться деньги, стали появляться и потребности. Лиля вдруг начала требовать то одно, то другое, то третье, растранжиривая не очень богатые запасы. Кроме того, возобновились выпивки. И чем больше он стремился повысить материальный достаток, тем загульнее становилась жена. После очередной попойки начинался скандал. Она обвиняла его в том, что он неудачник, и всю жизнь ей испортил. Появились какие-то подозрительные друзья. В конце концов, скандалы утратили своё действие, и женщина пустилась в загул. Был развод, делёж имущества, и снова он остался "у разбитого корыта", почти без денег и без жилья. Зато был свободен. Свободен и волен, распоряжаться своей судьбой. Сняв небольшой домик, он начал жить один, как это ни покажется странным на первый взгляд, но он не мог найти себе спутницу жизни. Резко менялись нравственные приоритеты. Теперь человек оценивался лишь кошельком или силой, всё остальные его качества в расчет не брались. Алчность стала движущей силой общества. Эта алчность очень сильно воздействовала на женский пол. Нет, конечно, они не вымогали денег, но возник какой-то материальный барьер, планка, по которой оценивался объект вожделения, и эта планка оставляла ему женщин простых, даже слишком простых, чтобы питать к ним какие-то сильные чувства. Все хотели разбогатеть на халяву, правда, хитрые и коварные знали, как это делать, а глупые и ленивые надеялись, что кто-то им эти деньги заработает. Он же не принимал душой ни хитрость и коварство, ни стремление к халяве, честный же труд не приносил большого достатка. Поэтому он отбросил мысли о женитьбе и занялся трудом.
10.
Вспоминая свою жизнь, старик задавал себе вопрос: "А когда же я жил счастливо?" И не мог найти ответа. Вся жизнь его заключалась лишь в добыче денег, которых никогда не хватало. Он не испытывал радости от работы, от семьи, не имел единомышленников и настоящих друзей. Это была пустая возня. Какое-то тупое зарабатывание денег, которые тут же куда-то уходили. Присматриваясь к событиям в стране, он всё более и более убеждался, что путь этот опасен и кончится печально. Человечество уже давно перешагнуло грань, когда оно боролось за существование. Трудно вспомнить, когда мы перешли грань разумной достаточности потребления. Труд начал утрачивать практический смысл, реальную нужность, а стал способом «делания денег». Деньги стали единственным богом, которому поклонялись. Количество труда, который непосредственно необходим для обеспечения жизнедеятельности, резко сокращалось, а труд, удовлетворяющий всевозможные страсти, неуклонно разрастался. Огромный выбор продукции, по-существу, не нужной, но соблазнительной, принуждал искать средства на её приобретение и содержание. Потребитель, обретя имущество, постепенно начинал работать на него. Он работал, чтобы оплатить стоянку любимого авто, его ремонт и заправку, содержание дома, той дорогой престижной техники, которую он притащил в своё жилище. И стоило ему остановиться, как денег переставало хватать на что-либо из этого имущества. Страх потерять нажитое гнал его вновь и вновь зарабатывать деньги. Человек потерял радость жизни, превратившись в робота, работающего на чётко обозначенные социальные приоритеты. Человечество постепенно превращалось в раба собственных вещей. Чем больше становилось имущества, и чем дороже оно было, тем больше средств требовалось на его содержание. И люди всеми способами искали средства, чтобы приобрести и содержать эти машины, телевизоры, телефоны, интернеты… Бесконечный и бессмысленный бег за соблазнительной морковкой, которую, словно перед ослиной мордой, сами себе и подвесили.
Производство всех этих вещей всё наращивалось и наращивалось, подхлёстываемое безудержным спросом на всё новые и новые «блага цивилизации». Вся мощь технического прогресса обрушилась на мир, выколачивая из него деньги. Нефть, газ, руда, лес, животные, рыбы, человек, да и сама земля, всё уничтожалось ради одной цели – сделать деньги и пошло их растранжирить. И, чем извращеннее одни тратили деньги, тем больше другие хотели им подражать.
Он начал понимать, что когда-то это дойдёт до абсурда, заклинит. Вся эта гонка приведёт в тупик, или гонщики растратят силы. Но разве мог он объяснить обезумевшим от этой гонки, что они ведут себя к гибели? Кто бы его слушал, ничтожного муравья? Да и сам он не мог выпрыгнуть из этой упряжки. А мог ли кто-либо не только заявить об этом, а, действительно, отказаться от материальных благ в пользу погибающей природы? Да, бегало много «зелёных» и прочих борцов и защитников природы. Но, защищая её на словах, они продолжали при этом жить в городах, ездить на автомобилях, есть колбасу и смотреть телевизор. Они не пошли пахать землю сохой, а стремились устроиться в офисе, где тепло и уютно. В такие минуты они забывали, что тепло и уют загрязняют атмосферу и засоряют землю.
Невозможно даже представить, что будет с человечеством, если оно остановится в этой безумной гонке, ведь если остановить половину производств, миллионы жителей планеты останутся без средств к существованию. Никто такого себе не желал, а потому каждый продолжал гонку за наживой, кляня при этом олигархов и завидуя ближним. Лишь когда вся картина бытия была им осознана, он начал понимать величину религиозного подвига, когда человек отказывался от материальных благ. Он начал понимать смысл заповедей, однажды данных нам Богом, но так и не исполненных нами. Он начал понимать, что путь, которым идёт человечество, ведёт его к апокалипсису и гибели. И не боги погубят его, не инопланетяне, а собственные необузданные страсти.
11.
Дни становились длиннее, и постепенно снег перешёл в град, а затем в дождь. Теперь они ждали окончания осадков. Вода покрывала не успевший растаять лёд и быстро поднималась. Подъём этот беспокоил старика. Если он неправильно рассчитал место стоянки, то она может подняться и затопить их жилище, а это равносильно катастрофе. Мокрые, они просто замёрзнут и погибнут. Шум дождя периодически нарушали взрывы лопнувшего льда. Сдавливаемый водой, он ломался, и огромные льдины, как белые огромные рыбы, с шумом и треском выпрыгивали на поверхность. Опора, поддерживавшая крышу, начавшая подозрительно потрескивать, теперь не вызывала тревоги. Лёд постепенно сходил, облегчая кровлю. Земля покрылась скользкой коркой смоченного водой льда, и выйти наружу было просто опасно. Даже просто стоять на поверхности было невозможно. Воду они добывали, выставляя под дождь котелок, привязанный к палке. По его расчётам, дней через пятнадцать дожди должны прекратиться, и установится солнечная погода, тогда начнётся напряженная работа. Пока будет спадать вода, и земля немного просохнет, им надо будет снять слой земли с кровли и разобрать её. Прикрепить к осям жерди и установить на них ящики. На них закрепить кровлю, плёнку и прочее обиходное имущество и, как только земля просохнет на столько, что колёса не будут проваливаться, они тронутся в путь. За год они проходили примерно триста-четыреста километров, значит, в этом году они выйдут к Иртышу. Там они пойдут вверх по течению, где найдут Страну – землю, не тронутую всемирной катастрофой, где растёт трава, землю, которая приходила ему в видениях. И он, старик, должен успеть довести их до этой земли, чтобы они продолжили человеческий род. Он верил в это, и вера давала ему силы и поднимала в путь. И было удивительно, где этот семидесятилетний старик находил в себе силы преодолевать все тяготы и лишения. Скудная еда и холод, от которого любой крепыш должен был умереть, жара, от которой выгорело всё кругом, не свалили его. Каждый день он поднимался, долго растирая одеревеневшие от ночного холода ноги, и шёл исполнять свою работу. Сегодня он ещё раз решил провести ревизию своего хозяйства. Надо было точно знать запасы продовольствия и распределить их на три группы. На повседневные нужды, на дорогу и на время до нового урожая. Лёгким это кажется на первый взгляд, на самом же деле продукты должны быть распределены так, чтобы сушёные и лёгкие остались на потом, а сырые и тяжёлые были съедены на начальном этапе. В путь они должны взять самое необходимое, столько, сколько смогут тащить. Идти придётся две недели, долгих и трудных триста километров.
Вода между тем подымалась, и подступала к порогу, её уже можно было потрогать рукой с порога. Льдины проплывали мимо их землянки, периодически ударяясь в обводной бруствер. Он приказал рыть посредине, откидывая землю к стене. Таким образом, им удалось поднять полы на полметра. Опору они окопали и теперь полы представляли собой два острова разделённые траншеями. Если вода проникнет внутрь, то была угроза подтопления опоры и обрушения кровли. Но ничем в этом случае они помочь себе не могли. Оставалось ждать и надеяться.
Дожди начали слабеть, но вода неуклонно прибывала. Поднималась она уже медленно, но прибывала. Проплывающие льдины загоняли её за порог, и она струйками стекала на пол. Прикрепили жерди к осям и поставили ящики на колёса, приподняв ещё на двадцать сантиметров. По расчетам оставалось дней пять до конца дождей, но погода не менялась. К обеду вода перевалила порог и начала заполнять траншеи. Через полчаса они уже сидели на ящиках окружённые водой. Свободного пространства оставалось сантиметров тридцать впереди ящиков, и всё, что им оставалось, это сидеть и ждать. Прошли сутки, затем другие. От вынужденного безделья дни и ночи тянулись невыносимо долго. Хотелось размяться, пройтись, но они могли лишь сидеть или лежать. Земля неуклонно пропитывалась влагой и становилась мягкой. Надо было что-то предпринимать или они погибнут под рухнувшей крышей. Старик засучил штанины и стал пробираться к двери. Холодная вода обжигала ноги. Он открыл дверь и выглянул наружу. Дождь стал слабее, но не это заботило его. Он осматривал землю. К радости его последний лёд сошёл, и на землю можно было наступать смело. Он вернулся на место, вытер ноги и залез под одеяло. Согревшись, старик сел и рассказал свой замысел детям. Они будут снимать грунт с крыши. Сначала они снимут землю с противоположной от них стороны, а затем, если потребуется, и ту, что над ними, чтобы максимально облегчить конструкцию. Работать они начнут прямо сейчас. Сначала он и Лёша, а потом Каха и Юсуп. Он разделся до гола и приказал сделать тоже Алексею. Сушить одежду было негде, а мокрая она была бесполезной. Воздух был прохладным, и моросящий дождь колол спину. Земля ещё не взяла солнечного тепла, и ноги ощущали её холод. Старик работал кайлом, Лёша откидывал грунт в воду. Проработав с полчаса, они окончательно замёрзли. Весь грунт не снимали, оставляя часть, для того, чтобы защитить землянку от непогоды. Они вернулись в землянку, тщательно обтёрлись и легли на ящики. Каха и Юсуп отправились наружу. Девушки растёрли их сухими тряпками и укрыли одеялами. Они сделали две вылазки, закончив работы к закату, когда воздух начал быстро остывать. Ещё три дня они потратили на эту работу, очистив всю крышу, но дождь не унимался, то, усиливаясь, то, ослабевая. Вода поднялась ещё на пять сантиметров. Насыпь их начала раскисать, и перемещались они уже только по ящикам. От воды в землянке стало холодно и сыро. На беду начала течь кровля, размытая дождём, правда с противоположной от них стороны. Наступила очередная ночь. Они улеглись спать, но сна не было ни у кого. Они уже три дня только и делали, что лежали или спали.
– Дедушка, расскажи что-нибудь, – попросила Настя.
И он начал рассказывать им, как он разводил кур, уток, свиней и доил корову, как косил сено.
–Деда, а куры это животные? – спросила Мила.
– Нет, куры это птицы. У птиц вместо шерсти перья, а вместо рук – крылья.
– А как же они без рук кушают?
– спросила Ира
.
– Птицы клюют, у них клюв. Они им хватают зёрна и глотают. Они едят зёрна, а свеклу не едят. Животные суют морду в чашку и едят, у них рот большой и едят они много.