Земля вращается со скрипом (сборник)

Курилко Алексей Леонидович

Юро, - ворчала его мать, - як тоби не соромно. Кожен день пьяный. А тоби шче нема висимнадцяты.

Мамо, идить на...
– психовал Дынник.

Я зараз батька розбужу, - напрасно пугала она.

Мамо, благаю вас...
– и дальше новый матюк.

Я рассказал об этом Марине. Она посмеялась. Но тут же нахмурилась:

– Какой ужас. Разве так можно с родной матерью.

Глава двенадцатая

 Котя

Марина - первая жена Нельенова. Семь лет прожили они в любви и согласии. В гражданском браке. (Уважаю пары, ко­торые долго живут в гражданском

браке. Это значит, что их связывает нечто большее, чем данные при свидетелях клят­вы и штамп в паспорте.) Николай Анатольевич, по большому счету, был идеальным мужем. Не пил, не курил, деньги не транжирил, к футболу оставался равнодушным... По утрам делал дыхательную гимнастику и кофе. А о всех своих много­численных изменах он сообщил Марине только в день их окончательного разрыва. Мог бы, конечно, совсем не сооб­щать, но, вероятно, полагал, что ее охватит гордость за него.

Семь лет, каждый божий день он требовал, чтобы она все­гда говорила только правду. Уверял, что между ними не должно быть тайн. Ни слова лжи, ни тени притворства.

– Почему люди расходятся?
– говорил он ей.
– Потому что много лгут друг дружке, а потом друг дружку уличают во лжи. А мы! Мы с друг дружкой будем предельно откровенны. Если тебе кто-нибудь понравится, или если ты вдруг полюбишь кого-нибудь - сразу мне скажи. И во всем остальном всегда говори правду, какая б она не была. Тогда мы вечно будем друг с дружкой.

Люди, требующие от других честности, подобны игрокам в бильярд, которые рассчитывают на фору.

Марина старалась быть идеальной спутницей жизни. Она не пила, не курила. Мужа не обманывала. Училась гото­вить и завязывать галстуки.

Однако несмотря на любовь и согласие, царившие в их с Нельеновым доме, мне Котя досталась и пьющей, и курящей, а главное, издерганной и нервной.

Они так долго пили у «друг дружки» кровь, что какое-то время у них была одна группа на двоих.

Однако все это сущие пустяки, когда перед тобой шикар­ная, красивая и сексуальная женщина. При всем при этом далеко не глупая.

Мной овладела всепоглощающая страсть. К тому времени она уже являлась примой нашего театра, а я был новичок. Может, яркий, талантливый, но новичок. Между нами находилась непреодолимая пропасть. Так мне казалось. Но с каждым днем она уменьшалась.

Талантливые люди всегда попадают под обоюдное притя­жение. Возможно, тут действует неизведанный закон приро­ды.

Как актрисе Марине все давалось с трудом. Что называет­ся, потом и кровью. Она всегда много работала, читала, вела конспекты...

К двадцати годам она решилась поступить в театральный институт. Дважды проваливала вступительные экзамены, но справедливости ради следует отметить, что оба раза к сдаче экзаменов ее готовил лично Нельенов.

Испытывать судьбу в третий раз Марина не стала. Хотя сам Дмитрий Зубов, видевший ее триумф на сцене Драмати­ческого театра имени Горького, во время фестиваля, неодно­кратно предлагал поступать в театральный, и даже обещал свое ходатайство. Впрочем, чего только не пообещает муж­чина, желающий затащить красивую молодую девушку в по­стель.

Четыре года назад Котя поступила в институт на режис­серский факультет. На мои поздравления Котя с грустью за­метила:

– Мечты должны исполняться вовремя. Иначе они теряют всякий смысл.

А вот о чем Котя не мечтала, даже в самом кошмарном сне ей такое не снилось - так это о совместной жизни с автором.

В роли мужа и отца она меня не видела. Не представляла. И надо отдать должное Марининой интуиции - она ее не под­вела. Я плохой муж. Неважный отец.

Помню, за мгновение до первой нашей близости она отст­ранилась и попыталась меня остановить:

Мне кажется, мы совершаем глупость... То есть мне ка­жется, что мы спешим...

Так... «Постель расстелена, а ты растеряна»...

Ведь у тебя жена, ребенок.

Я не забыл, - сообщил я ей.

Уже спустя неделю Котя предложила расстаться. Я согла­сился. Она не до конца еще порвала с Анатольевичем, я был женат, и моя супружеская жизнь меня вполне устраивала. Но...

Расстаться - казалось разумным.

Седьмой год уже расстаемся - никак расстаться не мо­жем.

Глава тринадцатая

 Из песни слов не выкинешь

Режиссер Александр Засеев (фамилия изменена до неуз­наваемости) - страшный матерщинник, причем скверносло­вие для него естественно и органично, как дыхание.

Даже задачи своим актерам - и заслуженным и всяким -он ставит исключительно матом. К примеру, актеру нужно забежать в кадр, увидеть погибшего товарища и в ужасе по­бежать дальше. Такова задача. Задеев озвучивает ее актеру следующим образом:

– Короче так, х...ришь со всех ног, подлетаешь, б...дь! Яй­ца в мыле, этот п...р гнойный лежит, ты глянул на него -е...ть!
– усрался и со всех ног попи...чил дальше!

Самое интересное, что все актеры - и заслуженные и вся­кие - прекрасно Засеева понимают.

Однако далеко не всем нравится, когда его чудовищный лексикон направлен непосредственно на него.

– Где эта толстожопая б.. .дь?
– кричит Засеев.
– А, Бысанка, ты здесь? Хорошо, приступим.

Ни тени смущения.

Никакие заслуги актеров не меняют его к ним отноше­ния.

– А где, мать-перемать, Сдубка? Где этот народный-пере­народный? Где этот забронзовелый конь?

Засеев специализируется на украинском историческом кино. Популярностью такие фильмы не пользуются, но кто-то же должен их снимать. Бюджет выделяется маленький, да и его умудряются обокрасть. О каком качестве может ид­ти речь? Костюмы старые, рваные, вонючие... И переходят от одного актера к другому прямо на площадке, в зависимо­сти от того, кому сейчас быть в кадре. Лошадей катастрофи­чески не хватает, а те, что есть, из-за пенсионного возраста не способны передвигаться ни галопом, ни аллюром. В атаку они плетутся из последних сил, зато падают и сдыхают натурально.

В массовке всего человек пятьдесят, поэтому чему удив­ляться, когда кучка казаков идет на приступ крепости, кото­рую защищает та же кучка поляков или турок. Не стоит удив­ляться и тому, что один казак как две капли воды похож на янычара из соседнего эпизода: скорее всего это один и тот же

человек.

Вообще все фильмы Засеева, во всяком случае последние, снимаются в каком-то непроходимом пьяном угаре. В таком же угаре они и монтируются. Неподготовленный зритель по­том недоумевает, почему герой, погибший в прошлом эпизо­де, вновь как ни в чем не бывало лихо бросается в рукопаш­ный бой. Засеева все эти мелкие неприятности не трогают и нисколько не смущают.